Брута чувствовал, что должен что-то сделать. — Здесь есть виноград. — сказал он. — Наверное, не будет грехом дать тебе одну виноградину. Тебя устроит виноград, черепашка?
— Тебя устроит превратиться в самую отвратительную гадость в самой дальней дыре хаоса? спросила черепаха. Вороны, перелетевшие на внешнюю стену святилища снова поднялись в воздух при исполнении “Путь неверных идет сквозь тернии"
Брута открыл глаза и вынул пальцы из ушей. — Я все еще здесь, — сказала черепаха. Брута колебался. Его начало понемногу осенять, что демоны и суккубы не появляются в образе маленьких старых черепах. Это ничего не дает. Даже Брат Намрод был бы вынужден согласиться, что когда дело доходит до безудержного эротицизма, вы можете куда больше, чем одноглазая черепашка. — Я не думал, что черепахи могут говорить. — сказал он. — Они не могут. — сказала черепаха. — Почитай по моим губам. Брута пригляделся. — У тебя нет губ. — сказал он. — Да, как и достаточных голосовых связок. — подтвердила черепаха. Я делаю это прямо у тебя в голове, понимаешь?
— Гошш… — Понял, да?
— Нет. Черепаха закатила глаз. — Я должен был предвидеть. Ладно, все равно. Я не обязан тратить время на садовников. Пойди и приведи ко мне главного, сейчас же. — Главного сказал Брута. Он приложил руку ко рту. — Ты не имеешь ввиду… Брата Намрода?
— Кто это? сказала черепаха. — Наставник послушников!
— О, Я ! сказала черепаха. — Нет. продолжала она в монотонном подражании голосу Бруты. — Я не имею ввиду наставника послушников. Я имею ввиду Первосвященника, или как там он себя величает. Я надеюсь, здесь есть такой?
Брута подавленно кивнул. — Первосвященник, ясно? Первый Священник. Первосвященник. Брута снова кивнул. Он знал, что здесь есть Первосвященник. Хотя он уже почти мог объять умом иерархическую структуру, связывающую его с Братом Намродом, он был просто не в состоянии воспринимать всерьез узы, существующие между ним, послушником Брутой, и Ценобриархом. Теоретически, он подозревал, что нечто такое есть, и этим нечто является могучая инфраструктура Церкви с Первосвященником наверху и им, Брутой, прочно внизу. Однако, он представлял себе это как, возможно, амеба представляет себе цепь эволюции от себя вплоть до, к примеру, главбуха. В течение всего пути наверх происходит потеря связей. — Я не могу пойти позвать…-Брута заколебался. Сама мысль о разговоре с Ценобриархом пугала его до онемения. — Я не могу попросить кого-нибудь попросить Первосвященника придти и проговорить с черепахой. — Стань болотной пиявкой и сгинь в огне воздаяния! — воскликнула черепаха. — Не надо проклятий. — сказал Брута. Черепаха в гневе подскочила. — Это не проклятие! Это приказ! Я — Великий Бог Ом!
Брута сморгнул. Потом он произнес: “Нет. Я видел Великого Бога Ома”, он взмахнул рукой, добросовестно сотворяя знамение святых рогов, — “он не черепахообразный. Он появляется как орел, или лев, или могучий бык. В главном святилище есть статуя. Она семи локтей в вышину. На ней бронза и все такое прочее. Она топчет неверных. Невозможно топтать неверных будучи черепахой. Я имею ввиду, все, что ты можешь сделать это многозначительно на них посмотреть. У него рога из настоящего золота. Там, где я жил, в соседней деревне была статуя в локоть высотой, и это тоже был бык. Потому я знаю, что ты — не Великий Бог”, святые рога, — “Ом”. Черепаха осела. — Ну и сколько же говорящих черепах ты встречал? — саркастически спросила она. — Не знаю. — сказал Брута. — Что значит — не знаю?
— Ну, они все могли разговаривать. — искренне ответил Брута, демонстрируя глубоко специфический тип логики, приобретенный им на Дополнительных Дынях. — Они просто могли ничего не говорить, когда рядом был я. — Я — Великий Бог Ом. — произнесла черепаха угрожающим и неотвратимым низким голосом. — И скоро ты станешь очень несчастным священником. Пойди и найди его. — Послушником. — сказал Брута. — Что?
— Послушником, а не священником. Они не позволят мне… — Найди его!
— Но я не думаю, что Ценобриарх вообще приходит в наш огород. — произнес Брута. — Я не уверен, что он вообще знает, что такое дыня. — Меня это не волнует. Приведи его немедленно, — сказала черепаха, — или здесь будет землетрясение, луна станет, как кровь, лихорадка и фурункулы снизойдут на человечество и произойдут всевозможные другие болезни. Я серьезно. — добавила она. — Я посмотрю, что смогу сделать сказал Брута пятясь. — Я еще очень мягок, для подобных обстоятельств! — прокричала черепаха ему вслед. — Имей ввиду, ты не так уж плохо поешь! — добавила она, словно что-то вспомнив. — Я слышал хуже! — в тот момент, когда грязная ряса Бруты исчезала за воротами. — Напоминает мне времена чумного поветрия в Псевдополисе, — произнесла она тихо, когда затихли шаги. — Ах, какие там были стоны и скрежет зубовный… — она вздохнула. — Золотые деньки, золотые деньки!
* * *
Многие чувствуют в себе призвание быть священниками, но в действительности, они всего лишь слышат внутренний голос, говорящий им: “Это непыльная работа, без таскания тяжестей. Или ты собираешься быть пахарем, как твой отец?” Но Брута не просто верил. Он действительно Верил. Это тяжкое происшествие для любой богобоязненной семьи, но у Бруты всего-то и было, что его бабушка, и она тоже Верила. Ее вера была подобна вере железа в металл. Она была одной из тех женщин, которые приводят в ужас священников и знают все псалмы и проповеди наизусть. Женщин в Омнианской Церкви только терпели. Они должны были хранить абсолютное молчание и быть хорошо скрыты в отдельной секции, ибо вид этой половины рода человеческого заставляет мужскую его половину слышать голоса сродни тем, что мучили Брата Намрода каждое мгновение сна и бодрствования. Проблема состояла в том, что бабушка Бруты была личностью, способной пробиться и сквозь свинцовое покрытие, и сквозь жесткую набожность. Случись ей родиться мужчиной, восьмой пророк омнианства объявился бы куда раньше ожидаемого. Теперь же она с устрашающей эффективностью организовывала бригады по очистке святилищ, полировке статуй и забрасыванию камнями подозреваемых девиц. А потому Брута рос с твердым и четким знанием о Великом Боге Оме. Брута рос, зная, что глаза Ома неотрывно следят за ним, особенно в местах уединения типа туалетов, что демоны окружают его со всех сторон, и лишь сила его веры и тяжелая бабушкина клюка, стоявшая за дверью в тех редких случаях, когда не использовалась, удерживают их на расстоянии. Он мог прочитать наизусть любую строку из любой из семи Книг Пророков, и каждую Заповедь. Он знал все Законы и все Песни. Особенно Законы. Омнианцы были очень богобоязненным народом. У них были веские причины для страха.