Теперь Верин путь лежит через осиновую рощу на болото. Бродить по нему в темноте — гиблое дело, но Вера и не собирается. Она прекрасно знает, где начинается болото. Знает ту черту, у которой становится опасно. Забравшись на кочку, она кидает мешок с костями в вязкую жижу, потом нагибается и топит его лопатой. Тут еще неглубоко, но осенью будет глубже, а вообще и этого достаточно. Просто притопить. Убрать с внучкиных глаз.
Причудливые тени разбегаются во все стороны от фонаря. Начинается дождь. Вера возвращается на песчаный пятачок и с удовлетворением смотрит, как крупные капли прибивают песок в том месте, где она копала. Завтра будет почти незаметно.
За спиной шуршат кусты.
— Вера-а, — басом рыдает он. — Вера-а, это ты-ы?
Вера холодеет от ужаса.
— Он тебя чует… Глазки сгнили!
Проня не бежит, а еле тащится, как в те разы, когда сгнили ножки. Сначала левая, потом правая. Волочет большой нож с ее кухни, отмечая свой путь на песке.
Глаза мужа затянуты плотными желтоватыми бельмами. Из-под отвисших век льются на морду мутные слезы и смешиваются с дождем.
Вера бросает все на землю, хватает его округлое мясистое тело и трясет.
— Почему так поздно?! — кричит она на весь лес. — Почему?! Что ты задумал, мразь?! Рассвет скоро!
— Он искал тебя дома! — визжит Проня, суча перед ее лицом руками. — Искал в лесу! Глазки сгнили! Глазки! Он пошел на запах! Шел, шел — и дошел! У него маленькие ножки! У него ножки! Ножки!
Вера забрасывает лопату в кусты, хватает фонарь, Проню и бежит домой. Лупит дождь. Трава скользкая, грязь вязкая. Который час? Вера чувствует приближение восхода, чувствует за дождливой ночной прохладой пронизывающий предрассветный озноб. Мокрая одежда липнет к телу, сапоги хлюпают. Проня крепко держится одной ручкой за ее волосы, как в тот раз, когда она несла его к Василисиному порогу. В другой ручке у Прони нож. А мордой он прижимается к Вериной шее.
Вера сажает его в машину, выезжает со двора и мчит по заросшей грунтовке, подпрыгивая на кочках. Нет времени смотреть на часы. До трассы никак не успеть, но можно успеть до поселка. Он теперь не такой оживленный, как прежде, но там еще есть глазки.
За старым колодцем, поросшим геранью, «Москвич» глохнет. Вера пытается завести. Осторожно. Раз. Два. Три. Нет времени орать, нет времени проклинать. Нет времени разбираться. Она опять хватает Проню на руки и бежит к поселку. К ногам будто привязаны пудовые гири. Она шаркает и хрипло втягивает воздух. Дождь прекратился. Все дышит свежестью и жизнью. Только глаза Вериного мужа дышат тухлятиной, и эта вонь разъедает на бегу Верины глаза. Чтобы бежать быстрее, она воображает, что спасает свое уродливое дитя из фарша от фашистов.
Вера не боится смерти. Вера боится, что ее кровь потянет.
Виднеется поселок. Крайний дом. Его зовут Виктор, у него жена Ленка и двое детей. Вера учила обоих. А Ленка пьяница.
— Ленку бери, — одними губами шепчет Вера на бегу. — Крайний дом. Зеленый.
— Отнеси меня, — упрямится Проня.
Еще слишком далеко. Он не понимает.
«И не поймет, пока не ткну его», — с ужасом думает Вера. Он же слепой. Он не видит крайний дом. Не видит зеленый.
Вера бежит еще. Пусть он слеп, но нужно пытаться. Он же чует. Она снова набирает в грудь воздуха, чтобы сказать: «Ленку бери».
— Я чую его, — говорит Проня, все так же прижимаясь мордой к Вериной шее. — Первый луч.
«Где?!» — хочет выкрикнуть Вера, но не успевает. Этот нож не для картошки. Он здоровый. Проня с усилием проталкивает его в Верино горло обеими ручками, пока тот не выходит с другой стороны.
Вера падает. Проня отлетает от удара и катится по размокшей дороге, словно Колобок, ушедший от бабушки.
Дорога глиняная, в лужах. Кровь не впитывается, а стекает к обочине, в заросли репейника, но это трудно понять. Ведь вокруг еще темно. Одного луча солнца слишком мало, чтобы различить кровь и воду.
Веры уже нет. А ее кровь есть, и ее кровь тянет.
Проня неуклюже поднимается на короткие ножки, приближается к телу, деловито ощупывает ее лицо. Затем запускает лапы в глазницы, и вот уже слепые мужнины глаза валяются на дороге, а Верины — глядят на Верино тело.
С минуту он вертит башкой и радостно ворчит. Глазки снова видят!
К первому лучу присоединяется второй.
Когда лучей станет бессчетно, проснется Анечка. Не обнаружив ни бабушки, ни машины, она решит, что бабушка уехала в поселок за продуктами, а ей почему-то не сказала. Генератор Анечка включать не умеет, поэтому пойдет в сад, наберет себе яблок на завтрак, пожует кукурузных хлопьев, которые мама иногда привозит из города, и запьет простоквашей. Потом возьмет совок, кисть, задубевшую от краски, ведерко и отправится на раскопки, но обнаружит, что кости загадочным образом исчезли.