- Ааа! - закричала девушка. Вторя ей, ударил гром.
***
- А ты, Олька, совсем не изменилась. Вот ни капельки. Хотя бы загорела, что ли, - говорил рептилоид, устроившись в большом кресле за столом. Уютно горел светильник в желтом абажуре. - Дверь зачем-то поменяла, а сама все та же.
- Загоришь тут. Двадцать солнечных дней в году и все зимой, - вздохнула сидящая напротив него девушка. - Да и не липнет ко мне загар, Морис. Одни веснушки... Ты пей чай, пей. Устал, наверное, с дороги.
- Я и пью, - отвечал Морис. Он запрокинул голову, открыл пасть и вылил содержимое чашки себе прямо в пищевод. - Вкуса не чувствую, но верю на слово, что хороший чай. Цейлонский?
- Индийский, - улыбнулась Ольга. - Ну, рассказывай. Как добрался?
- Сначала машиной, потом на поезде. Не люблю поезда... Остальные дембеля поехали дальше. Их Касимов в гости зазвал: барашка кушать, вино пить. А я сразу к тебе. Что мне их барашек... На один зуб и то мало будет. Вот твое печеньице - это вещь!
- А ты изменился, Морис, - сказала вдруг Ольга, внимательно глядя на гостя. - Шутишь, как всегда, а сам уже другой.
Рептилоид в расстегнутой парадке пожал широкими плечами.
- Как... там? Очень страшно? - тихо спросила девушка.
- По-разному, - отвечал Морис серьезно. - Бывало страшно. А по большей части - как везде. Только колючка намотана, да дети сломанным оружием играют. Ты не верь "ящику", Олька. Не взрывают там ничего. Уже не взрывают. Там народ совсем другой, понимаешь? Ему время нужно, чтобы успокоиться. Ну и крикунов этих, конечно, выгнать. От них вся злоба.
Ольга поднялась на ноги и отвернулась к окну, чтобы прижаться лбом к холодной поверхности стекла. Дождь так и не начался. Гроза уползала на юг.
- А Дима? - спросила девушка наконец. Голос ее звучал глухо. - Как он там?
- Да все у него нормально, - сказал Морис. Его огромная четырехпалая рука бережно коснулась плеча Ольги. - Недолго уже осталось. Вернется твой сержант Кузнецов с медалью, сыграете свадьбу... Чего головой мотаешь? Я тебя, соплюшку вот такую, на санках катал, а ты мне еще не веришь.
- Я верю, - вздохнула Ольга. - Но от этого проще не становится.
- Да знаю я, - сказал Морис. - Но ты терпи. Пиши чаще письма. Жди. Когда ждут - легче. Осенью обниметесь.
Девушка кивнула и вместе с другом они стали смотреть, как уходят тучи.
А до осени оставалось ровно девяносто семь дней.
Долина перемен
Никто в Долине тысячи ручьёв не заметил, как пришла осень. Когда дня не хватает, чтобы переделать все дела, а стоит коснуться головой подушки и тебя обнимает вечно молодой, смеющийся бог сновидений, просто нет времени следить за увяданием мира. Шум воды, блеск чешуйчатых тел на перекате, новые, вчера только найденные тропы в горах - все это куда интереснее, чем считать дни и готовиться к переменам. Пока ты юн, перемены просто происходят и все.
Потому Кенси очень удивился, заметив однажды, что старый клен на вершине холма стал весь красный. Прыгая вверх по камням, он отметил между делом, что его вышитая курточка почти не греет, а валуны холодят ноги сквозь тонкие подошвы тряпичных туфель. Ни разу не встретил он по дороге стрекоз и бабочек, не услышал привычных трелей птиц... Словом, юноша осознал вдруг, что мир вокруг изменился и произошло это словно бы в его, Кенси отсутствие. А может быть... может быть, он и сам теперь другой?
Кенси даже остановился, ошарашенный такой мыслью. Посмотрел на свои руки, потом на ноги, придирчиво оглядел живот. Все как будто бы оставалось прежним, но точно сказать все-таки было нельзя. Вот бы посмотреть на себя со стороны!
В конце концов Кенси продолжил путь. Ему хотелось убедиться собственными глазами, что клен и правда стал красным, как кровь.
Склон не был особенно крутым и все-таки восхождение отняло у юноши немало сил. Если как следует подумать, в последние дни он чувствовал себя каким-то вялым и ослабевшим. Не в этом ли заключалась причина чересчур скорой усталости молодого и крепкого тела?
Кенси долго не мог отдышаться, упершись лбом в кору дерева на вершине, а ладонями - в колени. А когда перестал сопеть и отдуваться и разогнулся, стряхивая с головы несколько багряных листьев, то понял, что на холме не один.
Старый, седой как лунь мужчина восседал, скрестив ноги, у корней дерева. Кожа его была темной, будто камень, а глаза скрывали тяжелые набрякшие веки.
Кенси удивился старцу. В долине он его не видел до сих пор ни разу. Как древний дед вообще сумел вскарабкаться на такую высоту, да и зачем?
- Присядь со мной, - сказал вдруг старик. - Ты устал, а дело к вечеру.
И действительно: солнце, совсем недавно всходившее над домами селения, хоть и стояло пока еще высоко, уже явно катилось на закат.
- Кто ты такой? - спросил Кенси и уселся рядом со стариком, приняв ту же позу, что и он.
- Меня зовут Пернатым, - отвечал на это загадочный старец, почти не разжимая губ, так что понимать его было нелегко. - Я сижу здесь уже несколько дней и очень проголодался.
Кенси решил, что сумасшедший дед не знает, как слезть вниз. Ну и поделом: нечего было взбираться на такую кручу! И всё-таки юноша достал из кармана горсть орехов и мелких яблок и разделил трапезу с Пернатым. Он и сам был голоден.
- Скажи мне, уважаемый, отчего листья больше не зеленые? - спросил Кенси наконец. - Что-то происходит в мире, только я не могу понять, что.
- Осень пришла в долину, - отвечал старик просто. - Она всегда приходит в это время. Ты ведь не удивляешься тому, что слива давно уж отцвела и сбросила плоды, а карпов в ручьях сменили налимы.
Кенси прикусил губу. До произнесенных старцем слов он и не задумывался обо всех этих изменениях, воспринимая их как должное. А ведь и правда, все теперь совсем не так, как было раньше, до этого. А до этого все было не так, как тогда, совсем давно. Что было раньше этого "давно", юноша, как ни старался, вызвать из памяти уже не мог. Он хорошо помнил, как набивал карманы вишней и земляникой, как ловил плотвичек и гольянов на стремнине, как взбирался на деревья и прятался в кустах, желая подшутить над товарищами. Как следил за блеском солнца на спинах форели и с хохотом бегал от пчел, не желавших делиться медом. А вот раньше... Что же было раньше? Голова Кенси заболела от усилий, но вспомнить все равно ничего не удалось.
Так они и сидели вдвоем на вершине холма, молчали, а кленовые красные листья падали им на головы и колени.
Кенси не заметил, как вокруг стемнело и только все усиливающийся холод вывел наконец юношу из раздумий. Он с трудом разогнул затекшие ноги и удивленно огляделся кругом. Темень стояла непроглядная, даже луна зашла за облако и только звезды дарили прозрачный холодный свет, почти не достигающий земли. Кенси с тревогой представил, как он в такой темноте будет спускаться вниз, да еще и старика за собой волочь. Не оставлять же его здесь, убогого. Промается вот так на вершине еще пару дней и замерзнет до смерти. Кенси хотел уже было спросить у продолжавшего сидеть без движения деда, нет ли у того хоть огня высечь, когда и так скудный свет звезд закрыла черная тень. С мягким шелестом с небес спускались большие, много больше Кенси существа. Основная часть их, плавно скользя по воздуху, разлетелась над Долиной, а трое небесных посланников снизились прямо перед юношей и стариком и опустились на ковер из палых листьев и упорно не желающей сохнуть упругой травы.
Кенси глядел на пришельцев во все глаза, но почему-то совсем не боялся. А ведь испугаться было, от чего. Крепкие, покрытые чешуйчатой броней тела держали могучие лапы - у кого четыре, а у кого и шесть. Головы венчали рога и шипы, тяжеловесные хвосты и тускло блестевшие в пастях клыки выглядели устрашающе. И всё-таки Кенси не боялся.