Фиме было ужасно жаль симпатичного Папагено, угодившего в ловушку. Ведь если бы связи Евдокии начинались и заканчивались в самом театре, то можно было бы попытаться найти другую сцену. Но такова уж была мощь и сила этого спрута, что он смог прорасти своими щупальцами гораздо выше. И вздумай Никита рыпнуться против своей тиранши, ему были бы перекрыты дороги во все театры страны, разве что за исключением глубоко провинциальной самодеятельности.
Чтобы утрясти все эти переживания, Фима присела на лавочку и глубоко задумалась. Там ее спустя полчаса и обнаружил Пятница, которого Павлик вывел на вечернюю прогулку. Песик весело скакал возле ног Фимы, радуясь тому, что сумел обнаружить свою хозяйку. И удивляясь, почему хозяйка сидит тут в одиночестве, вся запорошенная снежком вместо того, чтобы подняться домой, отведать вкусных блинчиков и погреться в тепле.
– Ну, как сходила? – поинтересовался Павлик у сестры.
– Замечательно.
– Завтра еще пойдете.
– С чего ты взял? Нет, не пойдем.
– Пойдете, пойдете! Пока тебя не было, нам звонила тетка Альбина, сказала, что завтра снова идете в том же составе. Мол, лед тронулся, надо ковать железо, пока горячо. О чем это она говорила, ты не знаешь?
– Хочет женить нашего Сему на Хризантеме.
– Какой еще Хризантеме? – разинул рот мальчик.
– Актриса.
– Хорошая?
– Говорит, что хорошая, но ее в театре не ценят.
– А Семе зачем это нужно? Жениться, в смысле? Сема на одиночество не жаловался. Наоборот, рассказывал, какие у него грандиозные планы на холостяцкую жизнь.
– Это нужно тете Альбине. Она не может видеть, когда другим людям хорошо. А раз так, то Семе придется завтра идти и восхищаться невестой, которую она для него присмотрела.
Придя домой, Фима обнаружила, что родители смотрят новости по телевизору. Она взяла себе со сковородки пару блинчиков с мясом, которые мама купила в магазине и разогрела, а потом подсела к родителям.
– Как тебе блинки? – поинтересовался папа.
– Пойдет.
– С домашними, конечно, не сравнить. Но, как говорил мой дед, третий сорт не брак.
Диктор с экрана тем временем возбужденно докладывал:
– Сегодня прямо со сцены была госпитализирована оперная дива, прима нашего театра Вологодская Евдокия Петровна.
– Я ее видела! – ахнула Фима и уронила последний блинчик с тарелки.
Она проследила за траекторией его падения, но не сделала попытки поймать и даже ничуть не расстроилась, потому что блинчик и впрямь был так себе. И к тому же блинчик не пропал, его моментально подобрал Пятница, который вообще мог бы работать пылесосом.
– Заслуженный деятель… – бубнил диктор. – Золотой голос… Состояние врачи оценивают как среднетяжелое. Предположительный диагноз уточняется. Свою жену в больнице пришел поддержать супруг Евдокии Петровны с коллегами.
Дальше замелькали какие-то лица. Средних лет ухоженный и подтянутый мужчина с седыми висками и в щегольском пальтишке. Наверное, тот самый Геннадий. Опечаленным он отнюдь не казался. Даже напротив, в глазах его горела надежда. Кто-то бы сказал, что это надежда на выздоровление любимой супруги, но что-то мешало Фиме так думать. Может быть, то и дело мелькающее в кадре рядом с потенциальным вдовцом лицо молоденькой актрисы – той самой Муси. А вот Папагено не наблюдалось вовсе, чему Фима изрядно огорчилась. Она бы с куда большим удовольствием полюбовалось на него, чем на этих двоих.
Увы, пришлось удовольствоваться статьями из интернета. Благо что Никита Нестеров – Папагено – был фигурой примечательной. Имелись и его многочисленные фотографии, и статьи, и в друзья к нему можно было свободно добавиться, что Фима и сделала. Также она подписалась на группу «ВКонтакте», которая была заполнена фанатами Никиты. И с этого момента Фима официально встала на тот путь, который привел ее к очередному расследованию.
На другой день они снова были в театре. Слушать предстояло все ту же «Волшебную флейту», в чем ни тетя Альбина, ни Сема не видели ничего особенного.
– Даже очень хорошо! Пусть Алечка видит, что ради нее ты готов слушать одну и ту же оперу и по второму, и по третьему разу!
Сегодня тетя Альбина, помимо билетов, принесла им еще и огромный букет.