Бабушкин магазин ютится внизу Харбор-стрит, у самого выхода к гавани. С первого взгляда он кажется обветшавшим, но, посмотрев на череду заброшенных домов вокруг, я радуюсь тому, что он вообще держится. Ниже, в гавани, видны несколько рыбацких лодок и полоска бледно-желтого песка: время отлива. Может, и погоду эту промозглую куда-нибудь унесет.
День выдался утомительный: с долгим переездом из квартиры на севере Лондона в Сент-Феликс, маленький корнуолльский городишко. Удобства ради мама взяла для меня напрокат автомобиль, новенький черный «ренджровер». Но никакая роскошная машина не скрасит путешествия туда, куда ехать не хочешь.
Что-то сжимается внутри, когда я печально смотрю на свое взъерошенное отражение в витрине. Понятно, почему парень на заправке так вытаращился, когда я подкатила на внедорожнике: физиономия бледная, длинные черные патлы растрепаны – тридцатник никак не дашь. Подумал, наверное, что мне бы на пассажирском сиденье разъезжать, а не на водительском.
Мимо проходит немолодая пара с двумя малышками, судя по одинаковым одежкам – близнецами. Женщина останавливается, чтобы поправить на одной из девочек пальтишко, поднимает капюшон, уберегая ее от пронизывающего ветра, и заодно целует в щеку.
У меня сжимается сердце.
Так и бабушка делала, когда я была маленькой.
Я отворачиваюсь, снова смотрю на магазин, и уже в который раз за этот день меня охватывает чувство вины. Сколько я ныла о возвращении в Сент-Феликс – и все-таки не вернулась вовремя.
Потому что бабушка умерла.
Не преставилась, не перешла в лучший мир, или как там это еще называют, чтобы легче стало принять неизбежное.
Просто умерла и покинула нас, как рано или поздно случается со всеми.
Все плакали. Кроме меня. Я больше не плачу.
Черное носить – это пожалуйста, я такое люблю.
Пойти на похороны, говорить, какая она была замечательная, съесть все, что приготовили на поминки, – с этим тоже проблем не возникло.
Нотариус, приехавший из Корнуолла, собрал всю семью в шикарном лондонском отеле для чтения завещания.
Мы явились: я, мама с папой, тетушка Петал и мои противные кузины Вайолет и Мэриголд. После всей мороки с похоронами чтение завещания поначалу показалось сущим пустяком. В первый момент, когда меня объявили единственной наследницей бабушкиного состояния, на Вайолет и Мэриголд взглянуть было страшно. Но первый шок прошел, мама обняла меня, твердя, что это начало настоящей жизни, и нахлынула паника, вызванная осознанием реальности случившегося.
– Боюсь, мисс, сегодня вы здесь цветов не купите, – произносит голос у меня за спиной, и я, вздрогнув, возвращаюсь к реальности.
Я оборачиваюсь. Молодой полицейский с густыми темными волосами, выбивающимися из-под каски, стоит передо мной, заложив руки за спину. Он кивком указывает на витрину.
– По понедельникам здесь больше никого не бывает.
– А в остальное время?
Ничего себе. Я-то думала, сюда вообще никто не заглядывал с тех пор, как год назад бабушка, уже не обходившаяся без посторонней помощи, легла в лондонскую клинику, оплаченную ее дочерями.
Он пожимает плечами. Судя по нашивкам, это констебль.
Особо гордиться тут нечем, но в знаках отличия у полицейских я разбираюсь хорошо. Когда столько имеешь с ними дело… Скажем так, это входит в привычку.
– Да, в остальные будние дни кое-кто бывает. Вроде как…
Я жду, когда он продолжит.
– Видите ли, прежняя владелица, увы, умерла. Похоже, славная была женщина.
– Похоже?
– Я-то ее не знал. Я здесь недавно, всего несколько месяцев.
– И кто же присматривает за магазином?
– Местная женская организация. – Он понижает голос. – Те еще мегеры. Отнюдь не те мягкие создания, которым впору цветами заниматься. Я их побаиваюсь.
Я сочувственно киваю.
– Хотя, – продолжает констебль, – не люблю я ни о ком плохое говорить. Дамы этим по доброте душевной занимаются, а по мне, такое чего-то стоит.
– Конечно, – вежливо улыбаюсь я.
– Но по понедельникам здесь закрыто. Так что если вы за цветами, то вам, боюсь, не повезло.
– Ничего страшного, – говорю я в надежде, что он оставит меня в покое. – Как-нибудь в другой раз.
– Надолго в Сент-Феликсе? – Констебль явно не прочь поболтать. Он смотрит на небо. – Здесь бывают деньки и получше.
– Пока не знаю. Надеюсь, ненадолго.
Он выглядит обескураженным.
– В смысле, может, на несколько дней. – Я тоже бросаю взгляд на небо. – Зависит от погоды.