Генко смутился. Ему стало неловко «Как быть? Что ответить?» — думал он.
— В детстве потерял его, господин генерал: с дерева свалился —ну, зуб и вылетел,— торопливо пробормотал Генко и только тут спохватился, что соврал без зазрения совести.
— Не ладно это... денег ведь у тебя хватает, почему не вставить искусственный зуб?.. Нынче не то, что в прежнее время, нынче искусственную голову тебе поставят, если захочешь... А так ни одна девушка на тебя и смотреть не станет.
Но тут генерал умолк, спохватившись, что слишком заболтался с каким-то портняжкой. Он прошел в соседнюю комнату, достал из ящика письменного стола несколько банковых билетов и, вернувшись, протянул их Генке.
Возвращаясь домой, Генко мучился. Почему он не посмел сказать правду о выбитом зубе?
Но вскоре, ощутив в руке банкноты, он успокоился и сказал себе: «А ведь правильно он сказал: «Почему, говорит, не вставишь искусственный зуб?» Эх, куда ни шло, завтра же пойду к зубному врачу!» Восхищаясь генералом, Генко решил выпросить у него (и вскоре действительно выпросил) позволение написать на вывеске; «Военный портной Генко Михов, поставщик генерала Крушанова».
1902
ДВА ТАЛАНТА
Пролетка остановилась у гостиницы, точнее — постоялого двора. Ирмов, выйдя из пролетки, рассчитался с извозчиком и дал ему на чай, потом велел отнести свой багаж наверх, а сам вошел в кофейню, занимавшую нижний этаж здания.
Хозяин почтительно поздоровался с ним.
— Принесите мне в комнату воды для мытья и затопите печь, а на ужин подайте что-нибудь полегче — хотя бы куриный бульон и яйца всмятку. Желудок у меня слабый, не всякую пищу выносит,— добавил приезжий виноватым тоном.
Содержатель гостиницы обещал выполнить все его просьбы. Он знал, что постояльцы со слабыми желудками платят хорошо, а приезжий был на вид важной персоной. Он был в зимнем пальто такого покроя, какой носили только в Софии.
Люди, сидевшие за столиками, внимательно рассматривали нового посетителя, а услышав, что именно он заказал на ужин, заулыбались. Они как будто не верили, что желудки у людей разные и что бывают на свете болгары, неспособные переварить что угодно.
Хозяин гостиницы повел гостя наверх. В кофейне все заговорили сразу.
— Кто бы это мог быть?
— Должно быть, инженер,— сказал один из посетителей.— Теперь их тут много приезжает.
— Скорее всего ревизор...
— Ревизор!—засмеялся другой.— А что у нас ревизовать? Во всей околии [18] ни одного дома не найдется, где сто грошей лежали бы вместе.
— Может быть, человек просто так путешествует.
— Куда же он едет? Ведь мы чуть не на краю света живем.
Через час Ирмов спустился вниз умытый, гладко причесанный, в свежем костюме. Он сел было за столик, заваленный газетами, но не решился взять их в руки, так как почти все передовые статьи были залиты соком тушеного мяса, приготовленного разными способами.
— Ужин готов?—спросил он.
— Прошу вас, господин, пройти в другое зальце; там у нас только чиновники кушают.
Ирмов прошел в соседнюю комнату, где застал пять- шесть представителей местной интеллигенции. Одни читали газеты, другие обсуждали достоинства здешней кухни и критиковали повара, работавшего тут в прошлом году. Ирмов сел, громко откашлялся, заправил за воротничок салфетку и, отодвинув в сторону лишний прибор, стал ждать. Принесли куриный бульон.
Завсегдатаи отложили газеты и перестали разговаривать, невольно увлекшись наблюдением за незнакомцем. В их взглядах было любопытство, смешанное с завистью. Они безотчетно возненавидели пришельца из того мира, где сами они никогда не бывали, а если и бывали, то вряд ли могли в него вернуться. Неизвестный же словно не замечал их или делал вид, что не замечает. Это их еще больше озлобило. Будь они уверены, что перед ними простой человек, а не кто-нибудь из сильных мира сего, который может любого взять за шиворот и вышвырнуть вон,— уж они сумели бы над ним потешиться. Но каждый видел в приезжем крупного чиновника, посланца своего министерства.
Поужинав, Ирмов распорядился, чтобы кофе ему принесли в номер, а завтра разбудили его пораньше, потом поднялся к себе.
Тут-то языки и развязались! Завсегдатаи кинулись к хозяину с расспросами о приезжем.
Но их постигло полное разочарование: в книге регистрации постояльцев приезжий написал против своей фамилии лишь одно слово: «писатель».