— Наконец-то они выходят в люди! Умного сынка вырастили, пожалуй министром будет! Он не из тех шалопаев, что лишней рубашки не имеют, а туда же — бредят о княжеской жизни, о роскоши!
— Нам теперь только жить да поживать,— пробормотала старуха, и подумала: «Шустрая девчонка, за две недели вскружила ему голову!»
А еще говорят, будто тяжело жить на этом свете!..
1898
ПИКНИК
Давно уже полковые дамы мечтали о пикнике, и вот, наконец, долгожданный день настал. По узкой шоссейной дороге, заваленной разбросанными в беспорядке булыжниками, тащились десять экипажей. В первом восседала супруга полкового командира с сестрой, в остальных разместились жены, свояченицы и сестры офицеров всего полка. Справа и слева, сзади и спереди, словно почетный конвой, гарцевали молоденькие офицерики. Они сидели на конях с таким видом, словно впереди им грозила опасность, и каждый был готов грудью защитить едущих в экипажах красавиц, прятавших свои личики под дорожными вуалями и прозрачными, как папиросная бумага, зонтиками. Все были веселы и довольны: ведь предстояла не заурядная прогулка или бал, а пикник. Пикник! Слово-то какое прелестное! И с какой важностью его произносили! Некоторые офицерши, подметив, какими глазами смотрят на девушек молодые поручики, уверяли себя, что скоро сбудут с рук своих сестер, платья которых пока обходились мужьям дороже, чем платья их собственных жен,— ведь на гарнизонной ярмарке невест началась ужасающая конкуренция с тех пор, как офицеры все чаще и чаще стали выбирать себе подруг жизни в местном купечестве.
— Смотри, смотри, Марийка, Иванов так и липнет к нашему экипажу!
— Очень он мне нужен! — ответила Марийка, стрельнув глазами и сдвинув негустые черные брови.
— Не просчитайся!.. Еще немного, и Рада совсем вскружит ему голову.
И правда, двадцатишестилетняя Рада просто ела глазами обожателя Марийки.
— Не могу понять,— подчеркнуто громко заметила жена батальонного командира, обращаясь к докторше,— какое может быть местничество между офицерскими женами? Почему полковница должна ехать в переднем экипаже?
Ах, оставь! Неужели ты ее не знаешь? Как-то раз она мне сказала, будто детей у нее не было потому...— понизив голос, докторша начала что-то шептать.— И потом... адъютант ходит к ним каждый вечер... якобы с докладами. Знаем мы эти доклады!
— Вы слышали, Ольга, что Еленка... ну да, та самая... на другой день после свадьбы!.. Он ее чуть не убил. Вот и верь людям после этого! А какой скромницей притворялась, все глаза опускала...
— Чему же тут удивляться, Катерина? Вся в мамашу. Да я давно это знала, но помалкивала. Зачем, думаю, мешать, пусть, думаю, выйдет замуж девушка. Однажды, помню, портниха при мне принесла ей платье, и платье это было ей широко... И вот не прошло трех месяцев с тех пор, как поручик Зоров стал к ним ходить, а она уже не могла застегнуть пуговицы!
— Так ему и надо! Не понравилась ему, видите ли, наша Невяна! Пусть теперь гложет огрызки...
Офицеры пришпорили коней и как сумасшедшие помчались во весь опор. Десятки карих, серых, голубых глаз жадно впились в скакавших всадников. Но вскоре офицеры придержали коней и шагом поехали искать самое тенистое место в роще, где компанию уже давно поджидала повозка с закусками, напитками, посудой и домотканными коврами. Разостлали ковры, расставили рюмки и бокалы, вынули бутылки с водкой и лимонадом и уже хотели было приняться за еду, как вдруг обнаружили, что привезли все, кроме хлеба. Как видно, о хлебе помнят лишь те, кто только им и питается. Женщины надули губки.
Поручик Иванов мигом вскочил на коня. В эту минуту он был похож на Крали Марко[1].
— Куда, куда, юноша? — спросил его один из батальонных командиров.— Или на свиданье спешишь? Хлеб мы найдем в селе. На свежем воздухе деревенский хлеб всего вкуснее.
Иванов бросил взгляд на Марийку и соскочил с седла. Ему вдруг пришло в голову, что во время его отсутствия Марийка останется без защитника: ведь адъютант — это такой тип, что его уже четыре раза переводили из части в часть по мотивам семейных недоразумений, хоть он и холостяк.
В роще расположились по-домашнему, словно она была уготована для них самим творцом. Топтали мягкую траву, лихо рубили шашками молодые деревца и гордо, словно трофеи, подносили дамам срубленные ветки. Лица у всех сияли от удовольствия, как у людей, достигших, наконец, обетованной земли, где, кроме шашек, шпор и вестовых, нет ничего — ни чиновников, ни тем более учителей, которые только и делают, что разглагольствуют о каком-то прогрессе, о движении вперед, как будто на свете может быть лучше, чем теперь. Отовсюду сыпались насмешки и брань по адресу штатских.