— Что это ты все оглядываешься, Митя? — спросила ого мать.— Вспоминаешь старый дом?
— Да, там было лучше, там я чувствовал себя дома. А тут мне все кажется, что кто-то войдет и скажет: «Что нам здесь нужно?»
— Ну, этого бояться нечего,— с гордостью проговорил отец.
— Я, как старая кавалерийская лошадь, люблю свою конюшню.
— Привыкнешь! Ваш брат слишком уж скромен. Болгария должна на руках вас носить. Вы герои, мученики.
— Мученики? Пожалуй. Но чего мы достигли? Победителей не судят, а побежденные считаются виновными и без суда. Героизм без победы — ничто. Да и были ли герои?.. Ах, не будем говорить о войне; когда вспоминаешь
о ней, страдаешь больше, чем от ран.
— Ладно, Митя, не будем о ней вспоминать; вот отдохнешь и расскажешь нам обо всем. Иди приляг. Оля принесет тебе кофе.
Молодой Абаров чувствовал себя физически уставшим, морально разбитым. Он встал и ушел в свою комнату.
— Бедняга! — вздохнул отец.— Что-то он мне не нра- иится. Уход и отдых — вот что ему необходимо. Дай бог, чтоб та особа не явилась.
— А мы ее не пустим.
— Сюда-то легко не пустить... Но я боюсь, как бы они не встретились где-нибудь в другом месте. Я ее знаю — будет за ним бегать.
Оля отнесла кофе, вернулась, потом ушла наверх вместе с Ваней.
— Слушай, Ваня, Лина сердится на тебя из-за Розы.
— Что же делать? Роза тоже сердится на меня, но из-за Лины.
— Когда ты, наконец, остепенишься? Только кружишь головы девчонкам.
— Не могу же я кружить головы мальчишкам.
— А Митя даже не спросил о Нине.
— Между ними все кончено.
— Кто знает... Она такая притворщица. Помнишь случай, когда отец чуть не расплакался?
— А ты рассказала Мите про себя?
— Нет! Мама сама хочет ему сказать.
— Сама не решаешься?
— Пусть немного успокоится.
— Лучше пока помалкивай.
— Мне кажется, что Митя очень изменился,— совсем другим человеком стал.
— Ну, Митя, как тебе понравилась София?
— Она очень изменилась, папа; изменилось не только «лицо» ее, но и «душа». Я думал, что увижу одетую в траур, убитую горем мать, скорбящую о погибших сынах, а увидел веселую, расфранченную, самодовольную даму. Французы, итальянцы[25] разгуливают по городу, как у себя дома. И никого это не удивляет. Не знаю, может быть я впоследствии ко всему привыкну, но сейчас видеть этого не могу. Надолго они останутся здесь? О чем думает правительство?
— Правительство... Всем заправляет генерал Кретьен [26]. У нас нет власти. Социалисты и члены Земледельческого союза только грызутся. Нужна железная рука, а ее нет. Мы гибнем. Дали бы мне месячный срок, я бы каждого поставил на свое место. Что творится! Озлобляют армию, плодят анархистов. Запрещают торговлю, преследуют всякую инициативу. А народ приказами не накормишь. Это нельзя экспортировать, то нельзя продавать; одни товары нормируют, запасы других товаров выявляют,— и хотят, чтобы не было контрабанды. А что получается? Все вывозится и продается и ничто не нормировано. Кто богат — тот и сыт, а остальные подыхают с голоду!
— Нищета — это еще не так страшно; но ни в одном человеческом лице я не увидел боли за мать-Болгарию. Битый снимает шапку перед тем, кто его побил. Наши офицеры козыряют чужакам.
— Таков приказ.
— Приказ?! А есть приказ болгаркам ходить под руку с ними? Так ли было раньше, мама? Ведь раньше наши девушки стеснялись ходить под руку и со своими.
Мать с дочерью переглянулись. Ваня наклонился над тарелкой.
— Что в этом особенного? — проговорила Оля.— Итальянцы — не французы; они вежливы, любезны. Война ведь кончилась.
— Пока страна оккупирована, они наши враги, а не гости. Может быть, мы на фронте поглупели, но я так думаю и буду думать.
— И среди них, сынок, встречаются хорошие ребята,— возразила мать.
— Все это мелочи,— авторитетно заявил отец.
— Нет, не мелочи. Народ должен быть гордым, особенно в несчастье. Женщина — это святая святых каждой нации. Враг топчет нашу землю, а здешние дамочки лебезят перед ним, хотя он, возможно, убил кого-нибудь из их близких, знакомых, наконец просто какого-нибудь болгарина.
— А я не осуждаю женщин,— вмешался Ваня.— Женщины должны оставаться в стороне от подобных вопросов. Войну вели вы. Если уж армия изменила своему долгу, так чего же вы требуете от женщин? Напрасно ты так волнуешься, Митя. У тебя нервы не в порядке. Увидел Софию — и ну плевать на все, и прежде всего на Болгарию.
26
Кретьен — французский генерал, главнокомандующий оккупационными войсками в Болгарии после первой мировой войны.