— Я плохо себя чувствую,— сказал Митя,— пойду отдохну.
Он ушел, и никто его не проводил. Старик Абаров скрылся в своем кабинете. «Что с ним стряслось? Никогда он не был таким».
Оля поднялась в свою спальню, бросилась на кровать и расплакалась. Ваня закурил папиросу, взглянул на часы и приказал подать ему машину.
«Неприятности еще впереди»,— подумал он.
Митя открыл окно и, залюбовавшись тихой ночью, присел на подоконник.
Он один! В Болгарии, среди своих — и одинок! Он ясно чувствовал, что вокруг него все старое отмирает и надвигается что-то новое, чуждое. Дорогой образ отца потускнел — так изменился старик Абаров. Ваня и Оля - это уже дети новой Болгарии.
Новая Болгария! А ведь всего три года прошло. Какие перемены! С чего начали — и чем кончили! «Непобедимая» Германия с ее «великим» легендарным Гинденбургом разбита. Австрия и Турция тоже. А по нашей .земли разгуливают сенегальцы[27]
Национальные идеалы искажены, народ обманут, опозорен. Кто виноват в этом? Впрочем, так ли уж важно знать покойнику, отчего он умер?
София, столица, развенчанная любимица! О чем думают сейчас ее жители, эти балованные избранники Болгарии? Пытаются навести порядок,— ведь когда в их руках была власть, никто не смел им перечить, ни в мирное, ни в военное время. Что же они предпримут в дни тяжких испытаний?
И опять он увидел болгарку под руку с итальянцем, вспомнил их болтовню.
Кто же изменился — я или они? Война ли растрепала мне нервы, или мои сограждане разжирели? Может быть, все это в порядке вещей и только с непривычки кажется диким? Кто же в таком случае скорбит о Болгарии, о поруганной отчизне? Армия сложила оружие, население онемело. Женщины встречают врагов с распростертыми объятиями. Вместо бунта и кинжала — нежные взгляды и овечья покорность. Так ли мы вели себя там, в окопах? Нет! Там были люди, болгары. Но в какие ничтожества они превратились! Словно какая-то неведомая сила переродила их.
А в ушах его еще звучали обидные слова:
«О чем тебе-то беспокоиться, Абаров? Отец твой миллионер. Шапку набекрень — и гуляй».
Значит, самое главное — шапку набекрень. А Болгария? Это фикция. Это не наша плоть и кровь, а что-то чужеродное. Давайте есть, пить, кататься в автомобилях, покупать собственные особняки, делать что вздумается, пользуясь своей независимостью и свободой. И забудем
о чести народа — ведь это отжившее понятие, детская игрушка, которой увлекались Ботев и Левский во времена турецкого ига.
Он смотрел во тьму, и ему чудилось, будто его заживо замуровали в огромном склепе. Крикни о помощи — никто не услышит.
Митя решил побывать в их старом доме. В душе его ожили ушедшие в прошлое, забытые картины детства. На глаза навернулись слезы.
«Совсем испортились нервы», — подумал он.
Он еще издали заметил приотворенную калитку, простую потускневшую дощечку: «Дом № 18».
Просторный двор зарос травой. Под деревьями — одноэтажный домик с мезонином.
Его родной дом. Уголок Болгарии — отечество, родина в миниатюре. И все это они продали...
Он вошел в дом. Нигде ни души. Заметил, что дом отремонтирован. Прошел по коридору, заглянул в комнаты, но не узнал их,— теперь каждая получила другое назначение, да и обставлены они были по моде.
«Странно! Я думал, война принесла разруху, а тут... Где же портрет дедушки? Его нет ни здесь, ни в том, новом, доме. Значит, выбросили. Стыдятся старика в широком кафтане из грубошерстного сукна, в кожухе, бараньей шапке и с четками в руках».
Митя вернулся во двор и в глубине его заметил дядю и тетку, склонившихся над грядками.
Дядя обернулся:
— Митя!— и бросился к нему с распростертыми объятиями.— Как мы тебя ждали!.. Я уже отчаялся тебя увидеть. Сколько небылиц рассказывали о вашем возвращении. Ну вот, дожили, наконец, и до встречи, увиделись... но в какое время... Пойдем в дом.
— Здесь лучше. Слушай, дядя, ты не очень старайся ремонтировать дом: я его выкуплю, как только раздобуду денег.
— Не стоит, живи здесь с нами. Ты что же, уходишь от своих?
Тетушка принесла стулья.
— Где Мара и Коля? — спросил Митя.
— В школе, скоро придут. Выросли, ты их не узнаешь.
— Эх, видишь, Митя, до чего Болгарию довели? Пропадаем.
— Кто это пропадает? Напротив, люди живут, богатеют.
— Да разве это люди? Болгары? Это разбойники! Хорошо, что твой отец порвал с ними вовремя.
27
В 1918 году в числе оккупационных войск в Болгарии были и французские колониальные войска.