В городе Нарзановых любили. Но были у них и враги. Ведь люди хулят и господа бога! Так могут ли богачи и красавицы жить спокойно, без завистливых клеветников? Можно подумать, что и богачи и красавицы не имеют права быть честными и счастливыми, что честность обитает только в нищенских конурах вместе с уродливыми оборванками — женами.
В этот вечер Нарзановы были в отвратительном настроении, но, как опытные актеры, играли свои роли мастерски. И гости, прельщенные вкусными яствами и легкими винами, увлеченные болтовней о себе самих, опьяненные нежными, многообещающими взглядами дам, с которыми только что познакомились, не обращали внимания на хозяев. Спорили на самые разнообразные темы: об упадке нравов, о разложении молодежи, об отсутствии чувства национальной гордости, о необходимости воскресить старые болгарские традиции, о страхе перед новым поколением и непоколебимой вере в патриотический дух армии.
О социалистах ни слова,— их уже не считали за людей. Только один из присутствующих возмущался: почему, дескать, до сих пор правительство не приняло специального закона об окончательном истреблении этой группки с помощью какого-либо порошка, как, например, уничтожают блох и клопов, чтобы они не мешали безмятежному покою миллионов счастливых граждан!
В одном уголке заговорили о литературе. С восторгом цитировали поэтов, воспевающих далекое прошлое, неземное, надчеловеческое.
— Жизнь — это в конце концов сон! Даже нынешний роскошный ужин — грубая действительность. Конечно, людишки с низменными инстинктами удовольствовались бы и этим!
Ругали реалистов и натуралистов за их небылицы.
— Описывают преступников, развратных женщин... Неужели нет других тем? Впрочем, для подобных выродков существуют санитарно-полицейский надзор, суд, виселица. И почему эти литераторы всюду суют свой нос?!
— Они нападают только на богатых.
— И на женщин. На днях я случайно прочитала роман «Нана». Какая мерзость! Просто страшно раскрыть подобную книгу. А они еще иллюстрировали ее! Я запретила дочерям читать современные романы.
— Есть и классические произведения, которые не менее опасны для наших любознательных девственниц.
— Какие же?
— Дафнис и Хлоя, например.
— Ха-ха-ха!.. Самая невинная идиллия! Детские забавы!
— И даже в конце?
— Конца я не помню.
— Вот вы против современных писателей, а я на столике Веры нашла «Афродиту»[39].
— «Афродиту»? Что за прелесть! Перечитывала ее несколько раз. Восхитительно!
— Значит, «Нана» опаснее?
— Никакого сравнения!.. «Афродита» — античный роман, хотя и написан в наши дни. Пьер Луис воскресил наивную любовь далекого прошлого, невинный разврат древности. Для нас это — легенда. А Золя, описавший современную эпоху, не сумел понять, что по одной какой-то кокотке нельзя судить о парижанках, француженках, вообще о женщинах. И не случайно ваш Золя не попал в сонм «бессмертных» [40].
— Но после смерти он пролез-таки в Пантеон [41].
— «Нана» тут ни при чем. Ему помогло дело Дрейфуса.
Подали шампанское. Гости оживились. А у Нарзановых, наоборот, настроение портилось все больше. Но ни он, матерый волк, ни она, хитрая лиса, ничем не выдавали себя — ни перед гостями, ни друг перед другом.
Часам к двенадцати они остались одни. Бегло обменялись впечатлениями об ужине, пожелали друг другу покойной ночи, даже поцеловались,— но не как любовники, даже не как супруги, а как сообщники. Они были верными союзниками в совместной борьбе против общества, но союзниками вероломными в своих взаимоотношениях; а самому себе не изменял ни тот, ни другой. Захлопнув за собой двери своих спален, они сбросили карнавальные костюмы, сняли маски, так сказать, «вынули из архива свою душу» и принялись ее перелистывать.
Вероника в ночной рубашке прилегла на кушетку возле печки — единственное место, где она никогда не думала о Нарзанове, если даже он и находился здесь...
Говорят, что у женщин плохая память, поэтому они легко и навсегда забывают все то, что им не нужно. Мужчина за версту чует ненавистного кредитора, а жена не замечает постылого мужа даже будучи в его объятиях.
Задумавшись о своей судьбе, Вероника поняла, что богатство для богача — ничто. Брак не дал ей ни мужа, ни детей, ни покоя. В этом доме или шумные гости — или зловещая тишина больших комнат, загроможденных безвкусной мебелью и безделушками.