«Чего он ломает комедию? — размышляла его жена- капиталистка.— Бывало, нам сотню левов негде было занять, а теперь, когда с неба свалились тысячи, он возмущается... Идеи идеями, а тут миллион... Целый миллион!..»
У нее мелькнула дерзкая мысль: а не пришла ли пора пожить в свое удовольствие?
Миллион! Она даже вздрогнула. Она знает людей, думала она, особенно мужчин. Каждый из них способен обвести: тебя вокруг пальца. Разве найдешь спутника жизни надежнее Скалова?
Госпожа Скалова отбыла в родной городок. Муж наотрез отказался ее сопровождать.
— Почему?
— Наследство получила ты, а не я.
Он теперь жил один и не знал, чем заняться. Почувствовал себя человеком, заброшенным на. необитаемый остров; связи его со столичными знакомыми давно были порваны. Квартира снова стала походить на жилище холостяка. По утрам он не завтракал. Обедал в харчевнях. Ночи проводил, как узник, в одиночке. Наконец, эта одинокая беспорядочная жизнь ему осточертела. А жена писала ему, звала его приехать к ней, и лишь амбиция не позволяла Скалову уступить ее просьбам.
Но вот он получил телеграмму: «Больна», и обрадовался: наконец, явилась уважительная причина для отъезда.
Он приехал в городок, где находилась его жена.
После долгой жизни в Софии он не мог надышаться свежим воздухом. Все радовало — патриархальный дом с просторными светлыми комнатами, огромный запущенный сад, навевавший дремоту и лень. Скалов, доселе не знавший идиллической сельской жизни, теперь полюбил простор больше комфорта. Он возненавидел столицу и ее набитые озлобленными людьми тесные конурки, где не всем хватает места, где, так же как на Орландовском кладбище, на учете каждый метр. Он часами сидел в тенистом саду, забыв об идеях, о принципах, и размышлял только о том, как лучше устроиться здесь. «Посадить цветы, фруктовые деревья... Беседку можно превратить в летний кабинет. В глубине двора устроить курятник — всегда будут свежие яйца...»
Старое, чужое гнездо возбудило в нем жажду — не наживы, нет,— полного покоя. Пожить бы без хозяина, без квартирантов,— подальше от зловещего, бессмысленного шума жизни.
Как-то вечером, полушутя, полусерьезно, он сказал жене:
— А знаешь, Мара, если мы сделаем тут небольшой ремонт в софийском духе, из этого домика дворец получится...
— Что? Остаться в провинции? Ни в коем случае! — отрезала хозяйка.
Скалов галантно поклонился.
— Воля твоя. Хозяйка — ты.
— Продам все и куплю квартиру в столице. Я уже присмотрела одну, неподалеку от Докторского памятника и от бульвара патриарха Евтимия[44]. Второй этаж, солнечная сторона, окна выходят на юго-восток. Строить дома поблизости запрещено, чтобы не заслонять света.
«М-да ... начинаем требовать солнечной стороны... юго-востока».
Перспектива жизни в Софии встревожила его не на шутку.
После этого разговора Скалов с грустью прошелся по саду. Пришлось отказаться от мечты о летнем кабинете и свежих яйцах. Хозяйка — она. Она — сила. А он как был ничтожеством на государственной службе, так и остался.
Единственный когда-либо возникавший у него фантастический план рухнул.
— Запомни раз и навсегда: в собственную квартиру я не поеду!
— Уж не думаешь ли ты меня бросить?
— Ты и до этого доведешь.
— Ненормальный! Значит, если бы наследство получил ты, я не должна была бы им пользоваться?
— Оно твое, а это другое дело.
Жена разозлилась.
— Почему? Разве мы не люди? Ну скажи, что же мне делать с этими деньгами? Подарить их твоей партии или раздать бедным? Ну, отвечай! Мы с тобой муж и жена или нет? Может быть, ты и этого не признаешь?
Веки ее дрогнули; она действительно не понимала мужа. Она опустилась на кушетку и заплакала:
— Я так радовалась, что наконец-то мы будем жить по-человечески... и вот...
Этого Скалов не ожидал. Он подошел к жене. Ему стало жаль ее. Он понял, что вел себя грубо. «Другая давно бы меня бросила»,— подумал он и погладил жену по голове.
— Успокойся! Ты ведь знаешь, как я к тебе относился до того, как ты неожиданно получила наследство. Тогда мы были равны.
— Неправда! Моя пенсия больше твоей.
— Но ты и тратишь на себя больше.
— Ах, так! Ты меня упрекаешь?
— Не будем говорить об этих мелочах. Но согласись, что я попал в щекотливое положение. Откровенно говоря, мне лично менять квартиру не нужно.
Она встала с торжествующим видом.