По счастью, Дед быстро сошёлся со старым актёром. Они часами играли в домино или спорили.
Маметта выхаживала четырёх ребятишек, ждали ещё одного — пятого. Мили жила в комнате вместе с Флорой и Лео.
Жерве был вполне доволен каморкой, которую ему сняли в Андели.
У Мили, конечно, прибавилось хлопот, но на душе было так легко, что работа её не тяготила.
Кухня, хозяйство, стирка — со всем этим она легко справлялась. Труднее было с малышами. Она иногда раздражалась по пустякам, кричала, а ребятишки продолжали шалить. Маметта решила вмешаться:
— Знаете, в этом деле я, кажется, разбираюсь лучше вас. Я сама буду заниматься нашими сорванцами, а вы займитесь всем остальным… Каждому своё.
Мили весело кивнула и тотчас же принялась убирать вещи в шкаф. За последнее время она поправилась. Щёки округлились. Хорошенький джемпер заменил старую серую кофту. Она очень удивилась, заметив, что напевает песенку о фонарике… «Прямо девчонкой стала… Как Флора…» — подумала она и рассмеялась.
Хозяин устроил Валентина в чулане за булочной. Матрас был твёрд, как доска, но Валентину он казался мягким по сравнению с соломенной подстилкой в прицепе. Он научился печь бриоши, слойки с яблоками, и по понедельникам угощал ими всё своё семейство.
Даниэль навестил его в конце сентября и прочёл несколько сцен из комедии, которая так и называлась «Школа смеха». Было довольно забавно, однако… Валентин не решился признаться, с каким тяжёлым сердцем слушал он его чтение. Маленький театр, домино, прыжки — тягостные воспоминания!..
Жерве усердно учился в школе в Андели. Был первым по истории и по литературе, вторым по арифметике. Учитель обратил внимание на способного ученика. Он давал ему книги и обещал похлопотать перед начальством о его бесплатном обучении в Руанском коллеже. Итак, на будущий год он попадёт в интернат! Пока он ничего не говорил об этом Мили, но своему другу, Люка, сообщил радостное известие.
— Вот здорово! — воскликнул Люка. — Даже если мы и не попадём в один класс, всё равно мы будем вместе! Ну и повеселимся же мы!
О веселье Жерве не думал. Чем больше он читал, тем больше его увлекали книги. Как интересно открывать для себя новые страны, новых людей! Познания его расширялись, он учился думать и уже критически относился к некоторым книгам, а не глотал всё подряд, как делал это ещё совсем недавно. Свои впечатления и мысли он записывал в большую красную тетрадь. Вот если бы он мог стать писателем и бороться за счастье людей!.. Но учителем он будет непременно. Учителем литературы, и вся его жизнь всегда будет связана с прекрасными книгами.
Жерве всегда восхищался Даниэлем, но разве можно сравнить его с Диккенсом или Горьким. Книгу Горького «Детство» он прочёл в один присест. «Даниэль остаётся Даниэлем, и я никогда не забуду, что без моих друзей Шав я не был бы тем, чем стал сейчас», — рассуждал он.
А Жиль уже с конца октября плавал юнгой на судне Луи-Пьера. Кто бы узнал бледного угрюмого паренька в этом загорелом юноше с мускулистыми руками? Только глаза остались прежними — голубыми, как море в ясную погоду. Он работал под дождём и ветром, вытаскивал сети с рыбой и радовался жизни. Разумеется, не всё было гладко. Случалось, что хозяин пускал в ход кулаки. Тогда Жиль выходил на палубу и, широко расставив ноги, долго стоял там. Если любишь море, вытерпишь и побои! Когда он появлялся дома — усталый, грязный, весь покрытый рыбьей чешуёй, — дядюшка Норуа оглядывал его с ног до головы, усаживал за стол и сам подавал ему похлёбку, приговаривая: «Ну-ка, рассказывай, как плавал, малыш!» И начиналось: «Напали на косяк сардин… А на Атароне волна была сильной, судно приподняло и швырнуло в бездну…»
Но и на этом чистом небе была небольшая туча: таблица умножения. И ещё хуже дело обстояло с диктантом. И почему правописание такая мудрёная штука? Но дядя дал обещание Валентину и слово своё держал крепко. Хороший матрос должен знать, как пишется «бизань-мачта» и «швартовы»…
И только одна Флора всё ещё жалела о Маленьком театре. Теперь уже нельзя танцевать, петь, колесить по дорогам. Хорошо бы ночевать в фургоне вместе с папой, но Мили ни за что не позволит. А комната в доме казалась Флоре настоящей тюрьмой. К тому же Маметта была построже госпожи Дезобер.
Но больше всего огорчений Флоре приносила школа. Как-то она решила показать свои таланты в школьном дворе, противные девчонки принялись хохотать. Ни одного аплодисмента. А учительница пожаловалась на неё Мили.
«Да, учусь я плохо, — думала Флора. — Но ведь я терпеть не могу школу, и никто не заставит меня полюбить её!» И она потихоньку продолжала танцевать, надеясь в будущем стать знаменитой актрисой.