На сцене появились знакомые "актеры", одетые в специально сшитые для них одежды. "Варенька" оказалась в розовом длинном платье согласно фасону эпохи, а на Ежика был чудесным образом натянут сюртук, – и я вдруг заметила, что больше он не походит на зверька, а приобрел убедительный вид некрасивого, скорее смешного немолодого человечка, классического титулярного советника.
Проблему передвижения "кукольник" решал просто, как любой ребенок: переставлял персонажей руками. Однако секрет заключался в том, что он продуманно выстраивал мизансцену, – участники драмы то поочередно "выходили" на передний план, то "отступали", то "подсаживались" друг к другу на софу, то пили чай, "Варенька" совершенно убедительно "шила", "Макар Девушкин" переписывал документы крохотным гусиным перышком.
Но главное чудо одухотворения состояло вот в чем. Юный "Карабас" вещал за всех: за Макара, за Вареньку и за автора, и это были абсолютно разных три голоса. Варенька говорила не просто девичьим голоском, а голосом настоящей Юлии Борисовой, как если бы та играла Вареньку. Макар изъяснялся надтреснутым голосом привыкшего к унижениям чиновника, интонируя по-мхатовски правильно. Фокус состоял в том, что уже через три минуты от начала спектакля мы не вспоминали, что перед нами старые потрепанные игрушки. Драма поруганного человеческого достоинства, трагедия унизительной бедности и безнадежной любви предстали перед немногочисленными зрителями. Это был почти гипноз.
А как органично в действо вплеталась музыка! Как музыканты, мы сразу же отметили высокое профессиональное качество звуковой дорожки, но потом просто перестали ее замечать, как и нелепость кукол… Творец одной рукой прибавлял громкость на допотопном магнитофоне, другой передвигал "актера", при этом озвучивал его…
Но вот стих и замер последний звук, поставивший точку в спектакле, "сам себе режиссер" зажег свет, усталый, глупо и счастливо улыбающийся. А мы наградили его овациями, горячими и искренними.
– А теперь попьем чай, – по-простому пригласил Слава.
И мы уселись в углу за импровизированный столик, кто на что. Слава разлил чай в разнокалиберные кружки и стаканы, насыпал баранок, завсегдатаи достали припасенное печенье с вареньем.
Как же там было душевно! Зрителями оказались чьи-то друзья, знакомые, родственники, узнавшие о Маленьком театре через сарафанное радио, то биш все свои. Несколько студентов, один бородатый кандидат технических наук из Академгородка, джазовый теоретик, пара бардов, трое художников, поэтесса – в общем, обычный любознательный и креативный томский народец.
Там же мы узнали историю Славы Рязанова.
…С раннего детства он играл в студии при ТЮЗе, причем подавал большие надежды, его ценили и даже допускали до профессиональной сцены. В расчете на него режиссер взялся ставить "Маленького принца".
Уже вовсю шли репетиции, премьера намечалась на осень…
– А за лето я вырос, – Слава произнес слово "вырос" как "умер". – Режиссер увидел меня, чуть не заплакал, только рукой махнул и ушел. И ничего не было… Все кончилось, – Слава печально обвел нас своими огромными, в пушистых ресницах, глазами.
Но жить без театра он уже не мог, – пусть бутафором, но при театре. А потом придумал свой, маленький, театр, где он "сам себе режиссер".
– Слава, а почему именно Юлия Борисова? – задала я вопрос, который вот уже два часа теребил меня: вроде не самая попсовая артистка, да еще с такой странной манерой говорить.
– А мне она всегда очень нравилась, особенно как она произносит слова, ни с кем не спутаешь, – ответил Слава.
– А почему билеты не продаешь? Такие замечательные спектакли, – затронул бард животрепещущую тему хлеба насущного.
Славины глаза затуманились, он ничего не ответил, только покачал головой.
Я его поняла: за свои деньги люди получат право предъявлять ему претензии, типа, почему куклы такие стремные. А наш "Маленький Принц" не хотел других, это его родные с детства куклы, и он продолжал в них "играть". Это у него для души, а не на продажу.
Он всякий раз страшно волновался перед спектаклем, боялся, что никто не придет, потом нервничал, вдруг в спектакле возникнут накладки, но всякий раз все заканчивалось благодарными аплодисментами и новыми знакомствами.
Количество зрителей росло раз от разу.
Следующая пьеса, которую мы посетили, – ни больше ни меньше "Повесть о Сонечке" Марины Цветаевой.
Ну ладно еще Достоевский. Но как можно претворить такую сложную и тонкую материю с помощью истрепанных пупсиков?
И снова нас ожидало потрясение. Могучий и разносторонний талант Славы, человека театра, не признавал границ. Действо пронеслось на одном дыхании. К тому же мы открыли для себя и комедийную сторону актерского дарования Рязанова. Сонечку он сделал крайне потешной дамой, и почтеннейшая публика много раз покатывалась со смеха. Конечно, в главной роли снова "блистала" несравненная "Юлия Борисова".