Как мы уже говорили, элементы духовного гнета в той или иной степени присутствуют в любом обществе. Были они и в Советском Союзе. Вопрос лишь в том, во имя чего осуществляется диктат. Или ради сохранения власти и материального процветания меньшинства, порой ничтожного (и количественно, и качественно). Или ради процветания страны и улучшения жизни народа.
Безусловно, далеко не все наши воины шли умирать за официальную идеологию, не все любили Сталина. Но все они сражались и умирали за Родину. А она у них была одна — Советская Россия. Другой у них не было! У тех, кто ценой собственной крови добывал Победу, даже родившихся в царское время и служивших в царской армии, родиной был Советский Союз.
А генерал Власов оказался предателем. Он сдался в плен после разгрома своей армии — вовсе не из идейных соображений. В записях Геббельса 7 марта 1945 года приведен его разговор с Власовым. Этот бывший советский генерал утверждал, будто русский народ мечтает сбросить сталинское иго — надо лишь нанести Красной армии сокрушительный удар.
Геббельс отметил: «Когда Власов заявляет, что Сталин — самый ненавистный человек в России, то это, конечно, говорится ради собственного оправдания».
Существует синдром предателя. Тот, кому по каким-то соображениям или обстоятельствам приходится нарушать присягу, отказываться от партии, в которую вступал добровольно, резко менять идеологическую установку, вынужден оправдываться прежде всего перед самим собой (если он не законченный подлец). Поэтому он начинает выпячивать, преувеличивать многократно недостатки преданного им государства и его руководителей. Никому не нравится клеймо предателя, а потому надо выставить себя идейным противником, борцом за демократию, права человека и пр.
…За последние два десятилетия в сознание наших граждан упорно внедряется мысль, будто подлинная высокая русская культура, отечественные традиции хранило в годы «плебейской» советской власти русское зарубежье.
Безусловно, можно сочувствовать русским патриотам, которые волею рока были оторваны от родины, вынуждены были жить на чужбине. Но надо ясно понимать: национальная русская культура всегда произрастала прежде всего на родимой почве, а не ютилась, подобно паразитическому растению или экзоту, в каких-то иных местах. Упоминаю об этом для тех, кого одурманила антисоветская (а по сути своей — антирусская) пропаганда.
Заранее признаю свое предвзятое отношение к личностям Ленина, Троцкого, Сталина, Зиновьева, Тухачевского.
Объясняется это прежде всего тем, что приходится преодолевать ложные стереотипы, внедренные за последние десятилетия в сознание миллионов людей. Невольно допускаешь полемические преувеличения. Другая причина: стараюсь выяснить правду. Никакой другой цели у меня нет. В наше время моя позиция не приносит ни выгод, ни славы. Напротив, грозит неприятностями. Третья причина: я люблю свою Родину, свою культуру, свой народ — тех «старых русских», к которым принадлежу сам.
В отличие от многих нынешних антисоветчиков, я не был членом КПСС, не имел никаких привилегий, работал много лет геологом. Бывали у меня неприятные столкновения с цензурой (как автора «Нового мира» и концепции техносферы). Отец мой воевал в Гражданскую и Отечественную войны, отчим — в Финскую и Отечественную.
Отношение к советской власти, недостатки которой я видел всегда, у меня изменилось в период горбачевской перестройки. Я понимал: взят курс на уничтожение народовластия даже в тех ограниченных пределах, которые были в СССР, на развал великой России. К сожалению, мои прогнозы сбылись.
…Писать эту книгу было нелегко прежде всего из-за обилия разнообразных материалов и противоречивых мнений. Помимо всего прочего, трудно судить о взаимоотношениях главных героев между собой и со многими государственными, общественными, военными деятелями, об их замыслах, дружеских или враждебных отношениях, тайных сговорах. Возможно, следовало бы основательно поработать в архивах, пытаясь обнаружить какие-нибудь сенсационные материалы.
Впрочем, как я убежден, известных фактов достаточно много, а среди них имеются наиболее существенные. Поэтому задача не выискивать мелочи и не закапываться в них, а пытаться осмыслить то, что более или менее хорошо известно. Делать это я старался, исходя не из частностей, а из самых общих представлений об эволюции цивилизации, истории России — СССР.
Мои научные и философские интересы мало связаны со сталинской эпохой. Не стал бы я тратить время и силы на изучение соответствующих материалов и написания книг, посвященных этой теме и, в частности, на данную нелегкую для меня работу, если бы не одно обстоятельство.
Россия находится на грани полной деградации, развала, русский народ деморализован и духовно подавлен, русская культура (включая науку) переходит в разряд «бывших», прекративших свое развитие. Гибель еще недавно великой цивилизации — катастрофа. Для меня это личная трагедия, ибо речь идет о моей Родине.
Приложение
Георгий Максимилианович Маленков не оставил воспоминаний. Почему? Мне кажется, о многом ему нельзя было писать по разным соображениям. А в той полуправде, которая остается после умолчаний, слишком много лжи.
Скажем, Никита Сергеевич оставил после себя обширные мемуары. Но там повсюду — вкрапления лжи. Употреблять подобную нечистую интеллектуальную пищу рекомендуется только специалистам, которые приобрели соответствующий иммунитет.
Некоторые идеи Г. М. Маленкова изложил его сын в книге «Омоем отце Георгии Маленкове» (НТЦ «Техноэкос», Москва, 1992). Мы публикуем главу из нее: «О взглядах отца на экономику, политику, жизнь».
Однако придется прерывать этот текст своими комментариями. И дело не только в том, что некоторые утверждения Андрея Георгиевича вызывают серьезные сомнения и возражения — не голословные, а основанные на фактах. В ряде случаев, как мне представляется, он недопустимо осовременил взгляды отца, а то и приписал ему собственные воззрения. Слишком очевидно его стремление вписаться в модные ныне среди многих интеллектуалов мнения о благе частной собственности, власти капитала, рыночной экономики и пр.
Данная глава дает представление о том, как воспринимали многие наши интеллектуалы, работники по научному ведомству, идеи академика А. Д. Сахарова и других «прорабов перестройки».
Итак, предоставим слово Андрею Георгиевичу Маленкову.
«Мое духовное сближение с отцом произошло в совместной деловой работе — сначала над программой «Защита организма человека», а затем над статьей «О всеобщности принципа: жизнь противостоит гравитации»… Причем, говоря о духовном сближении, я имею в виду вовсе не единодушие по всем вопросам, которые мы обсуждали, а стремление понять позицию друг друга. Такого понимания мы не обрели, пожалуй, лишь в одном — оценке личности Ленина. Но об этом — чуть позже…
Государственная деятельность Г. М. Маленкова зафиксирована во множестве официальных документов. Естественно, в тех из них, которые появлялись при Сталине, экономические и политические устремления самого Маленкова почти неразличимы — они, как правило, поглощались волевыми установками «Хозяина», выдававшимися за волю всей партии. Правда, даже в этих условиях Маленкову (в отличие от всех других деятелей высшего эшелона власти, кроме Н. Вознесенского) все-таки удавалось проявить именно свой, индивидуальный подход к некоторым политическим и экономическим проблемам. Наиболее отчетливо это отразилось, как уже было сказано, в докладе о ежовщине в 1938 году, в выступлениях на XVIII партконференции в 1940 (1941 году. — Р. Б.)и на XIX съезде партии в 1952 году. (Для объективности надо сказать, что и Хрущев при жизни Сталина решился однажды проявить самостоятельность, выступив с идеей «агрогородов», но сразу же был жестоко высмеян за свое прожектерство, что, увы, не пошло ему впрок в дальнейшем.)
И только после смерти Сталина, в короткий срок между 53–55-ми годами, Г. М. Маленков предложил народу именно свою программу преобразований, в которой наконец-то политика была подчинена экономике…