Зато я знаю, что ты всегда рядом».
«И мы будем ходить в гости, спать вместе», – я погладила Мирей по голове.
Она напряглась.
В глазах появился испуг.
«Аделаида».
«Да, Мирей».
«Ты не бросишь меня?»
«Зачем?»
«Тогда я счастлива».
«Мирей, но откуда ты взяла деньги на покупку двух домов?
Когда мы расстались, у нас не было ничего, и на нас не было ничего.
Лишь деньги, которые я забрала у ведьмы.
Но я эти деньги прогуляла.
Завертелась в веселой жизни, забыла о тебе, забыла обо всем».
«Когда ты ушла, Аделаида, то я ждала тебя с надеждой, – Мирей преданно смотрела на меня. – Наступала ночь, а тебя не было и не было.
Я волновалась, но не могла уйти с того места, где мы расстались.
Вдалеке были слышны крики пастуха и ведьмы.
Они развлекались в свое удовольствие.
Я приготовила нам с тобой ложе на двоих.
Но спала одна.
Всю ночь мне было очень холодно и одиноко.
Ты не расслабляла меня, потому что ты была далеко.
А без твоей помощи я не могла погрузиться в спасительный упругий сон.
Я поднялась до рассвета.
Спустилась к реке и вошла в ледяную воду.
Я купалась, и в то же время высматривала рыбу на завтрак.
Без еды даже всепоглощающая любовь не продержится дольше недели.
Рыбу я не поймала.
Крупные форели стрелами пролетали у меня между ног.
Я отчаялась, замерзла.
Вдруг, послышались звуки дивной музыки.
Они манили, пьянили, дразнили и звали к себе.
Я подумала, что ничего страшного не случится, если я на минуточку сбегаю и посмотрю на музыканта.
Может быть, это ты играешь на арфе?
Ведьминых денег хватило бы на много арф.
Воздух в горах по утрам чистый, хрустальный.
Звуки разносятся далеко, поэтому расстояния обманчивы.
К источнику музыки я добралась только к полудню.
Солнце припекало так, будто жарило меня на костре.
Я боялась, что моя кожа покроется солнечными ожогами.
Я стану для тебя непривлекательной.
«Мирей, не только в коже любовь», – я произнесла.
«Но я все же намазывала тело соком горных трав, чтобы они хоть как-то сохраняли упругость и нежность моей кожи, – Мирей провела пальцем в ложбинке между грудей.
Взяла мою руку и прислонила к правой груди: — Аделаида, чувствуешь нежность моей кожи?
Я сохранила ее для тебя».
«Чувствую, – я засмеялась. – Но твои соски загрубели и уже не столь мягкие».
«Это на время, – Мирей смутилась и покраснела. – Все же я немного тогда подгорела на солнце, и мне стало стыдно.
Я все время боялась, что музыка прекратится.
Тогда я не найду музыканта, к которому шла половину дня.
Но он играл и играл, как проклятый.
Обреченность и возвышенность слышались в чарующей безысходной мелодии.
Я осторожно раздвинула кусты и выглянула.
На камне над горной рекой сидел статный мужчина.
В его черных кудрях серебрилась седина.
Мужчина тонкими белыми пальцами перебирал струны арфы.
Он играл, а я смотрела и слушала.
Он продолжал играть, а я слушала и смотрела.
Признаюсь, Аделаида, что, к своему величайшему стыду, я тоже на время забыла о тебе.
Музыка промыла мои мысли.
Солнце падало за горизонт.
Я начала волноваться.
За это время музыкант ни разу не встал со своего места и ни разу не отдохнул, не прервал игру на арфе.
Когда подул прохладный ночной ветерок, музыкант, наконец, поднялся.
Движения его были неуверенные.
Музыкант привязал арфу за спину и взял в руки длинную трость.
Тростью он постучал по камням узкой тропинки и медленно двинулся в гору.