Соски задорно вздернуты к звездам.
К утру я догнал Касабланку.
Она с презрением взглянула на меня, но ничего не сказала.
Ее гнев угас, остались лишь угли безысходности.
По крайней мере, я так думал, что Касабланка горюет в безысходности.
«Больше всего меня огорчает не то, что я осталась без работы, не то, что мне пришлось спешно убегать, а то, что ты убил всех моих богатых женихов, Буль-Буль, — Касабланка произнесла на привале в мандариновой роще. – Платья, тянущиеся дни, все это наполняло до краев мою чашу.
Нет, это не чаша терпения, а чаша жизни.
Много ты наделал мне бед, Буль-Буль, принес много горя.
Но у тебя еще есть шанс исправиться.
Конечно, неприятно, что ты огорчил меня и разбил мои надежды, но в этом по большей части виновата я.
Заигралась я с тобой белый медведь, заигралась, Кальвадос».
«Как? Как ты узнала меня под покровом шубы? – Я от удивления подавился косточкой мандарина. – Я думал, что ты не догадываешься».
«Я? Не догадываюсь, не догадывалась? – Касабланка расхохоталась. – Когда увидела тебя мокрого, облипшего в ручье, то сразу подумала о тебе нехорошее, Кальвадос.
Думала, что ты сошел с ума.
Но потом решила поиграть с тобой.
Назвала тебя белым медведем, показывала, будто поверила, что ты на самом деле медведь, а не мой бывший парень Кальвадос».
«Почему бывший? – я закусил веточку можжевельника. – Вот я здесь.
Но на многое ты не рассчитывай, Касабланка.
Даже, если бы я захотел тебя взять в жены, то мои родственники не позволят.
Слишком велика между нами разница.
Я знатного рода и богатый, а ты бедная сирота.
Ты бы постоянно себя неловко чувствовала после свадьбы.
Ты не знаешь наших правил, не училась этикету».
«Я и не хочу, чтобы ты взял меня в жены, Кальвадос, – Касабланка не стала рыдать.
Она мягко улыбнулась. – Раньше было желание, потому что я тебя любила.
Но потом, со временем желание прошло».
«Почему же ты меня не любишь по-прежнему?» — вопрос терзал меня.
Мысль о том, что Касабланка меня разлюбила – эта новость мне не понравилась.
«Кальвадос, давай, я просто рожу от тебя сына», — Касабланка продолжала удивлять.
Она обнажилась полностью и легла на спину.
«Вот так история, Касабланка», – я раскрыл рот.
Сбросил с себя ненавистную потрепанную шубу.
«Без дурацкой накидки, голый, ты выглядишь блестяще, Кальвадос», – Касабланка подбодрила меня взглядом.
«Без свадьбы?» — Я не верил своему счастью.
«Без свадьбы», – Касабланка начинала нервничать.
«Без обязательств родишь от меня?»
«Без обязательств рожу от тебя, – Касабланка крикнула. – Что же ты медлишь, Кальвадос?
Другой на твоем месте не растерялся бы и не болтал языком, если есть чем другим болтать».
«Все так неожиданно, Касабланка».
«Ты устал, Кальвадос? – Касабланка подняла голову и оглядела меня. – Судя по тому, что я вижу, ты очень устал и переволновался, Кальвадос».
«Да, ты правильно оценила ситуацию, Касабланка», – я злился на себя, что не могу сразу вот так.
«Не надейся, что я буду тебе помогать, Кальвадос».
«Не надеюсь, но хотелось бы».
«Когда ты за мной подглядывал, Кальвадос, то у тебя, кажется, все было нормально.
Или тебе обязательно нужно быть в образе белого медведя Буль-Буля, чтобы ты чувствовал себя уверенно?
Это нехорошо, Кальвадос.
Это неправильно и называется…»
«Не надо добавлять слов к тому, что уже есть, – я оборвал словесный поток Касабланки. – Я не подглядывал за тобой, я любовался тобой».
«Любоваться тайно это и сеть подглядывание».
«Я думал, что неудобно, потому что я играл роль белого медведя».
«Медведь – тот же человек».
«Я не могу сейчас, – через час я признался. – У меня шаткое равновесие в душе, словно я стою на вершине качающейся горы».