«Тогда пойдем, – Касабланка с усмешкой посмотрела на меня. – Медведем белым быть ты можешь, но мужчиной – нет, Буль-Буль».
Буль-Буль прозвучало с презрением.
«Я не могу влезть обратно в свою ссохшуюся шубку, – я с ужасом обнаружил, что шубка расползлась на маленькие клочки, словно все это время ждала своего часа. – Без шубы я голый».
«Мы пробираемся тайными тропами, – Касабланка успокоила меня. – Я тоже не буду натягивать блузку, да и не натянется она.
Может быть, когда ты будешь идти по тропе за мной и по своей привычке подглядывать, то у тебя что-то поднимется в душе.
Ты набросишься на меня, как белый медведь, и овладеешь.
Я не стану препятствовать и возражать».
«Именно так и случится», – я был уверен.
Прошел час, ничего во мне не изменилось в лучшую сторону.
Даже сместилось в худшую.
«Солнце, жара, – я находил причины для оправдания. – Тополиный пух, я от него чихаю», – я натянуто фальшиво чихнул.
Касабланка обернулась и насмешливо опустила взгляд на низ моего живота.
«Ты опять обернулась, — я закричал. – Не оборачивайся, меня это пугает».
«Я пугаю тебя?»
«Нет, ты не пугаешь меня, Касабланка, но пугает факт твоего оборачивания.
Только я начинаю вдохновляться, но тут ты сразу гасишь мой пожар своим насмешливым взглядом».
«Моего взгляда достаточно, чтобы погасить твой пожар, Кальвадос?»
«Да».
«Я думала, что моего взгляда достаточно, чтобы разжечь пожар в душе любого мужчины», – эти слова Касабланки поставили меня в мысленный тупик.
Я не знал, что ответить, поэтому злился.
А чем больше злился, тем сильнее угасал.
«Ты наверно, думал, что я только и мечтаю, чтобы выйти за тебя замуж?» — Касабланка перестала меня успокаивать.
«Разве не так?
Ты и сейчас хочешь того, но знаешь, что я не предложу, поэтому заранее отказываешь мне, говоришь, что не хочешь за меня замуж.
Так ты пытаешься сохранить свою репутацию, Касабланка».
«Ты философ, Кальвадос, а у мудрецов всегда были осложнения в общении с девушками».
«Я не философ, я просто хочу…», – снова мысль уплыла от меня.
Касабланка чувствовала себя царицей.
Я же по-прежнему оставался для нее игрушкой.
«Нет, Кальвадос, девушка иногда предпочтет остаться всю жизнь одна, чем быть с тем, кто ее хоть раз отверг».
«Так зачем ты мне предлагаешь, чтобы я сделал тебе ребенка?»
«Узнаешь позже, если у тебя не получится», – снова Касабланка озадачила меня.
К вечеру мы дошли до вершины холма.
Когда по козьей тропе начали спускаться вниз, то я увидел большое стадо овец.
«Касабланка, давай рощей обойдем стадо, там люди», – я стеснялся своей наготы.
«Там только одна пастушка, – Касабланка засмеялась. – Пастушка и собаки.
Ты боишься собак, потому что ты в душе остаешься белым медведем, Буль-Буль?»
Имя Буль-Буль, которое прежде ласкало мой слух и казалось добрым, уютным и домашним, теперь резало по ушам.
Раздумий у меня не оставалось – почему произошло так, а не по-другому.
К нам неслись несколько огромных собак.
Две из них – пастушачьей породы, а две – огромные мастино наполетано, натасканные на охоту на людей.
Я в ужасе упал на колени, накрыл голову ладонями.
Смерть приближалась ко мне.
Сквозь пальцы я видел, как собаки набросились на Касабланку.
Вот-вот прольется ее невинная кровь.
Но случилось невероятное:
«Астор, Астин, хватит, хватит уже, – Касабланка смеялась и шлепала ладонями по спинам чудовищных монстров. – Мартин, убери свой язык».
Псы, вместо того, чтобы разорвать Касабланку, ластились к ней.
Они виляли хвостами, облизывали ее, подобострастничали, с умилением заглядывали ей в глаза.
Откуда Касабланка знает их имена?