«Фу, Гонзо, оставь его, – Касабланка приказала, когда мастино с рычанием бросился ко мне. – Это всего лишь Кальвадос.
Это уже не белый медведь».
«Всего лишь Кальвадос», – я в безумстве повторил.
«Госпожа, – подбежала пастушка. – Как же я соскучилась по вас», – события продолжали удивлять и удивлять меня.
Пастушка одета не в рваные тряпки, как обычно одевают пастухов.
На ней было полупрозрачное белое платье.
Волосы девушки ухожены, сандалии новые и не из дешевых.
«Я тоже соскучилась, Кончита», – Касабланка прижала к себе пастушку.
Девушки обнялись и страстно поцеловались.
Пастушка встала на цыпочки, потому что она в росте заметно уступала Касабланке.
Ладони пастушки поглаживали спину Касабланки.
Затем опустились ниже, пересекли линию талии и, наконец, остались на ягодицах.
Кончита с силой прижала бедра Касабланки к своим бедрам.
Тоже самое проделывала и Касабланка.
«Госпожа, когда же вы перестанете уходить от нас?» — Пастушка на миг оторвалась от Касабланки.
В глазах Кончиты блестели на солнце слезы.
Все ее чувства оказались искренними, а не наигранными.
«Больше никогда, – Касабланка засветилась улыбкой. – Я больше не работаю в том доме, Кончита».
«Серьезно? – пастушка взвизгнула. – Я не верю!
Я так рада». – Девушка бесцеремонно повисла на шее Касабланки.
Я не в силах был произнести ни слова.
Я бы поднялся, но собаки пристально следили за мной.
«А это тот самый белый медведь Буль-Буль?» — после страстных поцелуев пастушка со смехом указала на меня.
Я понял, что Касабланка часто здесь бывала, и рассказывала обо мне, в том числе.
«Да, это тот самый белый медведь Буль-Буль, — Касабланка бросила на меня печальный взгляд.
Мне показалось, что в нем мелькнули искорки жалости. – Но он нам не помешает».
«Разве?» — пастушка облизнула припухшие после поцелуев губы.
«Я только рожу для него сына».
«Для него?» — пастушка презрительно расхохоталась.
«Это не то, что ты думаешь, Кончита», – Касабланка побледнела.
«Что я думаю?» — Кончита уперла кулаки в бока.
Разговаривала она теперь с Касабланкой свысока.
«Мне просто нужно родить.
От тебя и от других девушек я родить не могу».
«Ну и что?»
«Что ну и что?»
«Ты не можешь родить от нас, и дальше что?»
«Как бы это».
«Это не оправдание твоим действиям, госпожа».
«Не оправдание, я согласна», – Касабланка, несмотря на то, что пастушка называла ее госпожой, оправдывалась.
«Ну, так что будем делать?»
«Как всегда», – лицо Касабланки озарилось улыбкой.
«Как всегда?» — пастушка сменила гнев на милость.
«Ты сердишься на меня, Кончита?»
«Я негодую, но не на тебя, госпожа, а на мошенника, который пытался ввести всех в заблуждение, притворялся белым медведем, откликался на имя Буль-Буль».
«Кальвадос – жертва обстоятельств, Кончита».
«Сердце мое разрывается, Касабланка».
«Я успокою твое сердце».
«Не успокаивай мое сердце.
Оно разрывается от любовной неги».
«Здесь?»
«Чуть ниже разрывается».
«Здесь?»
«Здесь, моя госпожа», – пастушка под ладонью Касабланки таяла, словно лед на Солнце.
«Мир?»
«Мир».
«Любовь?».
«Любовь всегда».
«Я иду?»
«Да, госпожа, иди, – пастушка на прощание одарила Касабланку долгим пронизывающим поцелуем. – Я предупрежу, что ты будешь с этим».
«Спасибо, Кончита, – Касабланка провела пальчиком по губам пастушки. – Не знаю, что я бы без тебя делала».
«Без меня ты бы пасла своих овец, Касабланка, — пастушка заливисто серебряно рассмеялась.