«Надо же, ты пожертвовала деньгами», – я зло засмеялся.
«Ну, не ты же, Кальвадос, пожертвовал, – Касабланка тут же ответила. – Вобще-то, мужчина обязан спасать женщину, выкупать ее из плена, сражаться с ее обидчиками.
Ты же храпел и мелко дрожал».
«Потому что я уже вжился в роль белого медведя», – я понимал, что это тонкое оправдание, но другого оправдания у меня не было.
«Утром я заплатила выкуп разбойникам, – Касабланка поглаживала себя по округлому манящему бедру.
Манило оно, манило, но не зажигало меня. – Атаман угостил нас завтраком.
Во время завтрака другой разбойник отправил мои деньги в кувшин, в схрон.
Никто из разбойников не мог и подумать, что бедная сиротка следит за ними.
Еще невероятнее было бы то, что пленница вернулась бы и выкопала горшок с их накоплениями».
«Ты откупалась золотыми лирами, поэтому никто не считал тебя сироткой».
«А платье? Мое старое платье?
Разбойники подумали, что я обворовала хозяев и сбежала с их деньгами».
«Я в это поверю, – я произнес глубокомысленно, считал себя строгим судьей. – Но когда же ты успела откопать свои, ночью закопанные ворованные деньги и горшок с деньгами разбойников?
Мы же все время были рядом».
«Тебе так кажется, Буль-Буль, что мы были рядом все время, – в голосе Касабланки звенела грусть.
Она так не подходила к солнечным зайчикам, которые бегали по девушке и ласкали ее. – Ты, как и другие, не мог подумать о том, что у бедной сиротки есть какие-то серьезные дела.
Я отлучилась в кустики по девичьим делам.
Ты же развалился в тени акации и восторгался собой, как белым медведем.
Я вернулась в логово разбойников.
Они уже ушли на новые грабежи.
Спокойно выкопала их деньги, в другом месте зарыла все, а затем около тропинки выкопала и запрятанные свои деньги».
«Не свои, а ворованные».
«Кальвадос, ты все время повторяешь о ворованных деньгах, – Касабланка коснулся пальчиками левого соска.
Он тотчас отозвался на ласку – затвердел, встрепенулся. – Что бы ты ответил, если бы я сейчас предложила бы купить за эти ворованные деньги тебе коня и одежду, достойную принца?»
«Конь и одежда принца? – я задрожал от счастья. – Тогда эти деньги не будут считаться ворованными, потому что пойдут на благое дело.
Все ворованное, которое идет на доброе, не считается ворованным».
«Так мы с этим решили, что деньги не ворованные».
«Касабланка, ты что, обманула меня? – сердце мое на миг остановилось от боли. – Это же обман.
Ты не собираешься покупать мне коня и одежду принца?»
«Время покажет, если ты покажешь себя, Кальвадос, – Касабланка загадочно улыбалась. – Дальше – больше.
Когда я работала на госпожу, когда меня все считали забитой служанкой самого мелкого уровня, когда ты спал, я потихоньку таскала вещи из кладовых.
Вещи годами лежат там и пылятся.
По ночам я относила и сдавала краденное скупщику.
За короткий срок я меня набралось достаточно средств, и я купила эту деревушку».
«Все равно этих денег не хватило бы на роскошь, – я почесал затылок. – Деревню и старый большой дом ты бы приобрела. – Но не смогла бы роскошно его украсить».
«В этом мне помогли Гонсалес, Мюллер и Вагнер, — Касабланка зашипела на меня. – Мерзкий Буль-Буль, ты убивал моих женихов.
Лишал меня возможности стать по-настоящему богатой.
Ты даже не белый медведь, ты – глупый пес на сене – ни себе, ни мне.
Ревновал, сам мной не пользовался, мне ничего не предлагал: ни свадьбы, ни денег.
При этом не давал мне возможности выйти замуж за богатого. – Касабланка потихоньку остывала. – Я готова была задушить тебя.
Но потом поняла, что все делается – к лучшему.
Судьба управляет нами, а не мы Судьбой».
«Судьба заставляла тебя воровать, Касабланка?» – я не боялся этой хрупкой слабой девушки.
Я боялся ее Джульбарса.
Но над Джульбарсом я не иронизировал, поэтому он не должен был на меня сердиться.