Я бесполезен для тебя, не нужен тебе.
Любой мужчина с радостью возьмет тебя за руку».
«Мне не нужен любой мужчина, Юсуф, – Индира опустила руки с моей короной. – Мне нужен ты.
Ты – мое слово.
Когда говорят – единственный, или единственная, то это и означает, что только один человек помечен этим словом, которое подходит для тебя».
«Если я твое слово, то ты можешь вызвать меня в любое место в любой момент, – я сжал кулаки. – Пусть я евнух, но мне это не нравится, Индира».
«Я не стану вызывать тебя, Юсуф, – Индира присела на золотой трон. – Ты мужчина, ты сам должен меня позвать.
Единственным моим словом.
И тогда, верь, я прилечу к тебе».
«Я не умею видеть в вещах слова и музыку», – я повторил.
Искал выход из этого видения.
То, что все было нереально, я понимал.
«Ты думаешь, что это только кажется? – Индира прочитала мои сомнения. – Никто не знает, где действительность, а где воображаемое.
Сны более реальные, чем некоторые вещи».
«Если ты не держишь меня, то я пойду, Индира».
«Я буду с тобой по первому же твоему слову», – Индира и дворец исчезли.
Я оказался один в подземной комнатке.
Разумеется, никаких белок и их следов я не нашел.
Не нашел и Индиру.
Она исчезла бесследно.
Индира – рабыня, день назад ее привели во дворец.
Позже я обдумывал, куда она могла скрыться.
Единственное объяснение ее появлению во дворце и исчезновению я находил только одно – невероятное и бессмысленное: Индира прочитала по слову, что я ее единственный.
Она под видом рабыни проникла во дворец, нашла меня и все рассказала.
Смутило ли ее, что я евнух?
Знала ли она об этом моем увечье заранее?
Если знала, то не придавала этому особого значения?
Ее это не смущало?
И что за слово я должен найти, чтобы ее позвать? — Юсуф открыл глаза.
Провёл ладонью по мокрым щекам. – Все это глупость.
Но глупость засела во мне прочно.
— Юсуф, ты все это раскрыл нам, рассказал, потому что уверен, что мы все умрем и унесем твою тайну в могилу? – Елисафета была беспощадна. – Но мы не собираемся умирать.
Любите вы, мужчины, поболтать языками.
Над девушками смеетесь, что мы болтушки, но сами в несколько раз больше любите поговорить.
Пират Кальвадос перед нами изливал свои беды в истории жалостливой.
Рассказывал, рассказывал, да все для того, чтобы потом нас зарезать.
Ты — о своей девушке и о том, что картинки называются словами.
Да, пусть!
Пусть хоть слова, хоть музыка вместо вещей.
Главное, что мы не видим эти слова и эту музыку.
Нам это никак не поможет.
Ничего не поможет, кроме сабли.
— Елисафета, не обижай Юсуфа, он же с чистым сердцем к нам, – Ясмина погладила подружку по головке.
— Я не обижаюсь на тебя, Елисафета, а, наоборот, благодарен, – Юсуф преданно смотрел на Елисафету. – Мужчина не должен расслабляться, даже, если он не совсем мужчина.
Ты, Елисафета, напомнила мне об этом, а то я разнылся.
Увидел, что вы откровенны передо мной, и сам разоткровенничался.
— Я тебе еще и не об этом напомню, – Елисафета погрозила евнуху пальчиком.
В ее глазах плясали веселые искорки.
— Она напомнит, Елисафета всем нам припомнит, – Ясмина засмеялась.
— Кажется, что битва стихла, – Юсуф прислушался. – Напрасно я остался с вами.
Как же я узнаю, что происходит, если здесь?
Надо было вас закрыть.
— Оставить нас без защиты? – Ясмина надула губки.
— Защита хороша, если у нее есть свобода действий, – Юсуф подкрался к двери. – В каюте я, как на ладони.
Ни в спину не могу ударить, ни шелковым шнуром тайно задушить пиратов.
Дворцовое оружие – хитрость и неожиданность.