— Какого черта ты не смотришь, куда ступаешь, Гермес, – раздался громкий сочный голос за дверью.
— Вчера я оставил у Камю свой кошелек… – оправдывался другой голос.
— Неужели? – Ясмина побледнела и прислонила ладони к щекам. – Кажется, я знаю, кому этот голос принадлежит.
— Первому или второму? – Елисафета повернулась к Ясмине. – Гермес, который оставил свой кошелек или пирату с властным голосом?
— Отец? – Ясмина закричала и застучала кулачками в дверь.
— Отец? – Елисафета и Юсуф переглянулись.
— Андрэ, ты слышал? – сочный голос казалось, что пробивает доски.
— Отец, ты разве не узнал мой голос, что спрашиваешь у Андрэ? – Ясмина прокричала и топнула ножкой.
— Дюжина чертей, – раздался рык за дверью. – Нет, дюжина чертей для моей доченьки – мало.
Три дюжины чертей!
Ясмина, открывай, отец приплыл!
— Мы не можем открыть, у нас дверь сундуками и столом подперта.
— Клаус, я выбью перегородку, – за дверью задумались, как проникнуть в капитанскую каюту.
— Я тебе зубы выбью, Ливер, – отец Ясмины, которого звали Клаус, прогремел. – Не порти мой корабль.
— Мой корабль? – губы Елисафеты задрожали.
— Он называет корабль своим, потому что захватил его, – евнух обернулся к Ясмине. – Твой отец – пират?
— Нет, мой отец не пират, – Ясмина с негодованием воскликнула. – Мой отец Клаус – уважаемый купец визирь.
— Педро, пролезешь в окно, – отец Ясмины командовал.
— Почему я, господин Клаус?
— Потому что ты тощий, как змея.
— Я тощий, поэтому, когда пролезу в каюту, то не смогу сдвинуть сундуки, – Педро отказывался.
Очень ему не хотелось лезть неизвестно к кому через окно.
— Полынь, полезешь с тощим Педро, – купца не просто переубедить. – Вдвоем вы будете как раз, как один человек.
— Мой отец! – Ясмина с гордостью повернулась к Юсуфу и Елисафете.
— Хороший человек – всегда вовремя, – Елисафета задумалась о чем-то своем.
— Полынь, Полынь, – со стороны окна раздался скрежет. – Чудеса!
Не зря мы в окно полезли первые.
— Что там, Педро?
— Не что, а кто, – худой мужчина протискивался в окно. – Он шептал своему сотоварищу.
Но так как был сильно возбуждён (что видно), то шепот получался громкий. – Ясмина, дочка хозяина и другая леди.
— Ну и что, – за Педро пролезал второй – не менее худой. – Что я ледей не видал?
— Так они же голые! – Педро с глупой улыбкой остановился и разглядывал девушек.
— Голые, но не для вас, – Юсуф поспешно набросил на Елисафету и Ясмину покрывала из шкур.
— Раньше тебя не заботила наша нагота, Юсуф, – Елисафета нашла времечко съязвить.
— Где голые? – Полынь недовольно выглядел из-за плеча Педро.
— Были голые, но ты не успел.
— Все потому что ты, Педро, своим задом все закрыл.
— Нечего было пялиться на мой зад, – Педро огрызнулся. – Здесь были зады поинтереснее.
— Заткни рот и займись сундуками у двери, – Ясмина холодно приказала.
— Слушаюсь, – Педро сразу превратился в послушного и покорного.
Втроем с Юсуфом они оттащили стол и сундуки от двери.
— Дочь моя, Ясмина? – в каюту первым протиснулся мужчина в красном кафтане и лиловых штанах,
По размерам Клаус не уступал купцу Генриху.
— Отец, – Ясмина бросилась в объятия купца.
Шкуры слетели с девушки.
— Я же говорил, что голые, – Педро довольный засопел и ткнул локтем в бок Полынь.
— Вот это да, – Полынь захлебнулся. – Это дорого стоит.
— Убирайтесь вон, – Клаус голосом бил, как кнутом. – Никто не имеет право видеть мою дочь обнажению до свадьбы.
— До свадьбы? – Юсуф обозначил себя вопросом.
— Вобще, никто, уважаемый, – Клаус остро взглянул на Юсуфа.
— Отец, Юсуф – евнух, он следил за гаремом, – Ясмина покраснела и натянула на себя покрывало из белых шкур горностаев.