— Нашей собственностью, – Соломон не поднимал глаз.
— Нашей, как только после вашей свадьбы, Соломон, – Клаус показывал, кто главный на корабле. – Корабль, люди, товары – все захваченное принадлежит мне.
— Мои товары? – Генрих выпучил глаза.
— Это уже мои товары, уважаемый Генрих, – Клаус произнес с огромным удовольствием. – Они были товарами пиратов, как и рабыни принадлежали пиратам, а не вам, Генрих.
— Это грабеж, Клаус, – Генрих схватился за сердце. – Ты хуже, чем пираты.
— Спасибо, Генрих за комплимент, – Клаус расплылся в довольной улыбке. – Я уверен, что ты поступил бы также со мной и с моими товарами и рабынями.
— Я… я… — Генрих не знал, что ответить.
Признаться, что так бы и поступил?
Тем более, что все понимали – да, он так бы и поступил.
Но тогда остаться без всего. — Но купеческая честь, свод законов о взаимовыручке купцов.
— Все правильно, Генрих, я же тебя выручил, – Клаус засмеялся. – Более того, я сделаю тебе подарок – подарю тебе тебя.
Я не возьму тебя и не продам в рабство.
Скоро свадьба моей дочери, поэтому я великодушен и щедр.
Я оставлю тебе твою новую жену…
Но не думай, что я размяк, поэтому стал разбрасываться рабынями налево и направо.
Просто она слепая.
— Просто слепая, – Генрих жевал бороду.
Он казался разбитым, потерянным.
Но неожиданно, Генрих с воем набросился на Клауса.
Солдаты и Соломон только этого и ждали.
Мигом Генриха спеленали веревками.
— Мишель, ставь это судно в хвост наших кораблей, – купец Клаус закончил с пустыми для него разговорами: — Соломон, бери галеру и трех… нет… десять солдат.
Отвези рабынь и рабов в Порт Каир, он рядом.
На невольничьем рынке продай всех.
Я знаю, что ты не продешевишь.
— Солдат тоже продавать? – Соломон наливался силой.
— Пять солдат продай, Соломон.
— Шесть, Хироко захромал.
Припадает на левую ногу.
— Шесть солдат продай, – Клаус с обожанием смотрел на Соломона. – Ты бы меня продал, если бы смог.
— И вас продал бы, уважаемый Клаус, – Соломон не отказывался. – И себя бы продал, но не выгодно продавать себя и вас.
Мы нужны друг другу.
— Лучшего мужа для своей Ясмины я бы не нашел, – купец прослезился и обнял Соломона.
— Отец, я… да как ты смеешь продавать их? – Ясмина обозначила себя криком. – Мы только что из рабства.
— Ясмина, они будут более счастливы в рабстве, чем ты замужем, – Клаус расхохотался. – Рожать Соломону каждый год по наследнику – это ли не рабство.
— Нет, ты не посмеешь, – Ясмина разгорячилась. – Я не выйду замуж за Соломона.
Я остаюсь на нашем корабле с Елисафетой.
— Закатать в ковер? – Соломон коротко взглянул в глаза Клауса.
— Закатать в ковер и тряпку ей в рот, – Клаус кивнул. – Женщина не должна вмешиваться в дела мужчин. – Клаус повернулся к непонимающей дочери: — Ясмина, ты не одна у меня дочь на выданье.
Радуйся, что Соломон принимает тебя.
Иначе останешься в девках рабыней навеки.
— Как можно остаться в девках рабыней? – Елисафета поднялась с диванчика.
Покрывало слетело с нее.
Обнаженная Елисафета переступила через него.
— За эту Соломон возьми больше всего, она строптивая, – Клаус протискивал свое колышущееся тело из каюты.
— Я так и понял, Клаус, – Соломон с интересом рассматривал Елисафету.
— Елисафета… Елисафета… — губы Ясмины тряслись. – Вы не посмеете.
Она племянница лорда Мальборо.
И моя любимая… — Ясмина не успела договорить.
Ей бесцеремонно затолкали тряпку в рот.
Затем девушку закатали в ковер.
Ясмина мычала, пыталась сопротивляться, но бессильно билась, как чайка в пасти акулы.
Елисафета схватила со столика меч капитана.