На других скамьях расположились юноши.
Каждый принял позу, которая ему в данный момент казалась удобной, или красивой.
То, что испугало Добронраву до крика, было – все оказались нагие.
И Патрокл, и его ученики не имели других одежд, кроме сандалий.
— Я – Добронрава, ваша, язык не поворачивается сказать, рабыня, – Добронрава смотрела поверх голов, чтобы не видеть наготу.
Юноши с интересом рассматривали девушек. – Вы купили меня, Мальву и Елисафету час назад у купца Соломона.
— Я купил тебя, Мальва и Елисафету? – старик переспросил.
Глаза его забегали: – Кафка?
— Да, учитель, вы купили рабыню с белыми волосами за тысячу триста дирхемов, а этих двух рабынь – за сотню обеих, – Кафка охотно напомнил старику.
— За тысячу триста? – старик подпрыгнул.
Но быстро взял себя в руки под любопытными взглядами учеников. – Разумеется, я все помню.
Я задал вопрос с глубоким смыслом, а не потому, что не помню, что купил этих рабынь.
Я спросил рабынь – кто она и эта кто.
Под этими вопросами скрывался смысл: кем девушки себя ощущают.
Кем они себя считают – людьми, птицами, или, может быть, бесплотными духами.
Понять кто ты – самый важный вопрос философии. — Патрокл выкрутился из неловкой для него ситуации и назидательно поднял указательный палец правой руки.
«За рабыню с белыми волосами заплатил бешеные деньги, это сейчас вспомнил, – старик рылся в памяти. – А этих двух рабынь – ну, никак не вспомню.
Провал в памяти.
Мой авторитет среди учеников упадет, если они обнаружат, что я стал забывать, что сделал.
Хорошо, что философия помогает мне выпутываться».
— Антон, Ксенон, подойдите ко мне, ученики мои, — старик поманил пальцем двух учеников.
Они неторопливо поднялись.
Походка – от бедра, бедрами виляют.
Юноши встали около Патрокла и приняли красивые позы. – Теперь ты и ты, встаньте рядом с Антоном и Ксеноном. – Философ небрежным кивком подозвал Добронраву.
Так как Мальва не сдвинулась с места, то пришлось Добронраве силой ее вести. – Скиньте одежды, презренные. – Учитель надул губы.
«Презренные» — разумеется, относилось к девушкам.
— Раздеться? – Добронрава опустила глаза.
— Раздевайтесь, рабыни.
— Совсем?
— Совсем.
— Но мы же тогда будем голые.
— Да, вы тогда будете голые.
— Нам станет стыдно.
— Рабыня не имеет право на стыд.
— Мы не имеем право на стыд, но все равно будет стыдно.
— Стыдно, у кого не видно, а у кого видно – тому не стыдно, – Патрокл снова поднял палец.
Пальцем он делал иногда многозначительные паузы, указывал пальцем, что фразу нужно запомнить.
— Учитель, вы мудрый, – несколько учеников восхитились.
Добронрава спустила с себя одежды.
Стояла с красным от смущения, горящим лицом.
— Этой, как ее…
— Мальве? – Добронрава подсказала Патроклу.
— Да, этой Мальве помоги раздеться.
Странная она какая-то.
— Вы, когда покупали ее, сказали сначала, что она нездоровая, а потом решили, что здоровая, – Кафка произнес с невинным видом.
— Мальчик мой, – губы философа растянулись в улыбке. – К твоей впечатляющей красоте еще бы немножко, ума. – Патрокл поднял руку, чтобы смех среди учеников прекратился. – Я пошутил, что тебе нужен ум.
Ум мужчине дается при рождении.
Ты же еще не родился.
Красивый мужчина не может быть глупым, также, как женщина не может быть умной. – Философ оглядел гудящих учеников. – Красоту нужно выставлять напоказ, как сейчас делаем мы.
— Учитель, но девушки некрасивые, – заметил ученик с тонкой талией и широкими бедрами.
— Демосфен, ты точно подметил, – Патрокл милостиво кивнул ученику. – Но это будет второй вопрос нашего обсуждения.