Это же сон.
От неожиданности, даже во сне, Елисафета не успела остановиться.
Она налетела и сбила с ног Ясмину.
Девушки упали.
Ясмина перевернулась под Елисафетой.
Лицо к лицу.
«Ты – непорочная, легкоранимая и чистая, а я подлая развратница?» — Елисафета дернулась.
Но Ясмина обхватила ее руками и не отпускала.
«Самая подлая и развратная бесстыдница, каких я не встречала, – Ясмина впилась губами в губы Елисафеты.
До боли, до страсти, до потери дыхания. – Самая любимая подлая моя Елисафета».
«Ясмина», – глаза Елисафеты наполнились слезами.
Девушки плакали и целовались.
Истомленные ожиданием и тоской друг без дружки, они во сне стремились как можно быстрее насладиться друг дружкой.
«Ты мне снишься, Ясмина», – Елисафета вжалась в подружку.
«Ты мне снишься, Елисафета», – Ясмина стиснула Елисафету в объятиях.
Дыхание в дыхание, тело в тело.
Елисафета не поняла, кто быстрее из них пустил волну расслабления.
Или они одновременно взлетели на райское дерево наслаждения?
Елисафета и Ясмина содрогались и содрогались.
Казалось, что это будет продолжаться вечно.
Но даже у вечности есть свои пределы.
— Разве я за свои деньги не купил эту рабыню, чтобы она прислуживала мне, а не наслаждалась безумством?
Разве не я устроил ваши жизни, чтобы вы могли взглянуть на порядочных философов?
Разве я виноват, что столь ничтожные создания, как женщины, все портят.
Разве я виноват, что для вас хорошее ничего не значит? – Над Елисафетой проскрипел ехидный голос.
— Ясмина, это твой отец во сне застал нас? – Елисафета приподнялась над Ясминой.
— Нет, не мой отец, и я не Ясмина, и сон не сон, – лицо Ясмина растушевывалось туманом.
Вместо него возникало личико Добронравы.
Елисафета раскрыла рот в ужасе.
Она лежала обнаженная, жаркая на Добронраве.
Выглядела Добронрава обескураженной, испуганной и немного помятой.
Между телами в области бедер было постыдно мокро.
Елисафета не могла ни слова произнести от неожиданности.
Губы Добронравы посинели и припухли.
Безумства добавляло, что рука Мальвы поглаживала попку.
— Это я тебя так? – Елисафета вскрикнула и подскочила.
Взглянула на Мальву.
Мальва убрала руку с ее попки, но не выглядела ни обеспокоенной, ни взволнованной, ни смущенной.
Она, как всегда, была непроницаема и с пустым взглядом.
— Это ты ее так и этак, – раздался насмешливый голос Патрокла.
— Это не то, что вы думаете, – Елисафета нащупала тунику и оделась.
Добронрава путалась в своей нехитрой накидке.
Казалось что от накала Добронравы грубая материя вспыхнет.
— Ученики мои, – Патрокл произнёс громогласно.
Большая комнатка вмещала и учеников Патрокла, и еще одну женщину.
Женщина была прекрасна и очень ухожена. – Я хотел вам показать образец женской бесстыдности.
То, что вы сейчас видели, доказывает, что женщины – это самые непосредственные животные.
Они находят любую возможность, чтобы предаться низменному.
— Учитель, вы же говорили, что животные, даже гусеница – мудрые, – тот же Кафка ставил Патрокла в неловкое положение своими вставками в беседу.
Возможно, что Патрокл специально держал Кафку около себя, чтобы тренировать мозг на отговорках.
— Ты хочешь сказать, что то, что сейчас проделывали эти рабыни, это – мудрость гусеницы? – Патрокл ловко закрутил мысль.
— На гусениц они не похожи, – один из учеников засмеялся. – У гусениц нет ног.
— Вы и рабов с кухни сюда притащили, чтобы они рассматривали спящих обнажённых девушек? – Елисафета зашипела.
Она увидела Сириуса и Уайта за спинами учеников.
— Рабы кухни должны быть на кухне, – Патрокл с удивлением обернулся.