Любовь страшнее любой войны.
Любовь убивает, поглощает, сжирает, сжигает.
Любовь – огонь.
Без огня – замерзнешь, в огне – сгоришь.
Можно сопротивляться смерти, но любви сопротивляться никто не в силах.
Я же научу тебя не любви, а властвовать.
— Зачем тебе это, Кассандра?
Зачем именно я.
— Я же должна думать о будущем, когда ты станешь королевой, Елисафета, – не понятно: шутила ли Кассандра, или говорила серьезно. – Ты станешь королевой, королевой, которой я помогла чуть-чуть на первой ступеньке.
— Да, первая ступенька, где я хочу видеть тебя и слушать, – Елисафета трясла головкой, словно хотела из нее вытрясти видение молодой женщины.
— Я отойду от тебя, Елисафета, иначе это никогда не кончится, — Кассандра приложила пальчик к губкам. – Мне нужно другое – понимание от тебя, Елисафета.
— Извините, что мешаю вам, – пунцовая от смущения Добронрава теребила край накидки. – Елисафета, Патрокл требует, чтобы ты…
Чтобы ты присоединилась и убирала грязь с дорожек и на кухне.
— Грязь? С дорожек? – Елисафета прислонила ладонь ко лбу. – Требует? – Елисафета обернулась к Кассандре. – Теперь я понимаю, почему Патрокл, который не уважает женщин, так тепло и с любовью смотрит на тебя.
Ты подчинила его себе, и он уже…
— Он мне дает деньги, – Кассандра засмеялась. – Я не принимаю его подарки.
Деньги просто остаются у меня.
— Как я могу подчинить Патрокла, чтобы не чистить грязь на дорожках и на кухне? – Елисафета спросила с полуиронией.
— Подчинить Патрокла? – Кассандра сложила губки кружочком.
— Ты права, – Елисафета поняла замечательную женщину. – Патрокл – слишком мало для меня, чтобы я тратила на него свое обаяние.
— Обаяние, которому ты еще не научилась, — Кассандра поправила Елисафету.
— Елисафета, хозяин ждет, он волнуется, – Добронрава в нетерпении топнула ножкой по дорожке.
— Та самая Добронрава, которая очень добрая? – Кассандра с интересом рассматривала Добронраву.
От ее внимания Добронрава опустила глаза.
— Добронрава отзывается на добро, – Елисафета с неохотой натянула тонкую тунику.
— На добро все отзываются, – Кассандра подплыла к Добронраве. – У тебя очень миленькие припухшие губки, Добронрава.
— Мои губки припухли, потому что Елисафета ночью меня страстно целовала, – на этот раз Добронрава не смущалась.
Смущаться должна была Елисафета.
— Мне приснилось, а я и не поняла, что во сне и… — Елисафета произнесла с досадой.
Ее восхитительный нежный сон с Ясминой перешел в грубую реальность. – Мне приснилась Ясмина, что мы с ней… встретились.
Сначала мы спорили…
— Можешь не продолжать, – Кассандра провела рукой по щеке Елисафеты. – Ты во сне была с Ясминой, но целовала и ласкала Добронраву.
Ты вместо Добронравы представляла, что с тобой Ясмина.
Сон был настолько яркий, что ты не могла…
— Еще как смогла, – Добронрава ответила за Елисафету. – Пару раз точно смогла.
И губы мои засасывала…
— Почему же ты допустила, – Елисафета зашипела на добрую девушку. – Почему не разбудила меня сразу?
— Мне было жалко тебя, Елисафета, – губы Добронравы задрожали. – Ты произносила имя – Ясмина, Ясмина.
Я терпела, чтобы тебя не обидеть.
— Терпела? – Кассандра опустила руку и прикоснулась к Добронраве ниже положенного. – И сейчас терпишь?
— Ай, – Добронрава застыла с открытым ротиком. – Ой, не… — Девушка задрожала, вскрикнула.
Взгляд ее затуманился.
Когда все закончилась, Добронрава подскочила, развернулась и побежала по дорожке от фонтана.
— Быстро же у тебя получается, – Елисафета почесала за ушком.
— Я только сказала, и даже не дотронулась до нее.
— Не дотронулась, а прикоснулась?
— Чуть-чуть, но не в этом дело, ты уже должна понимать, Елисафета.