— Ты точно племянница лорда Мальборо? – Соломон не обиделся и не рассердился на дерзость рабыни. – Можешь не отвечать, вижу по глазам и манерам, что ты его племянница.
— Вряд ли это поможет тебе, Соломон, что я племянница, – Елисафета быстро быстро моргала.
— Прошу прощения, что я подслушиваю вашу беседу, – Добронрава подняла связанные руки. – Но я не могу уйти от вас.
— Не знаю, что на тебя нашло, Добронрава, – Елисафета засмеялась.
— Я знаю, что в вашей семье постоянные интриги, — Соломон начал издалека.
— Не только в нашей семье, а повсюду интриги, – Елисафета выпрямила спину. – Я выросла в интригах, купалась в интригах, сама я – сплошная интрига.
— Я, пожалуй, продам тебя два раза, – Соломон закатил глаза. – У тебя есть жених, Елисафета?
— Ты хочешь продать меня на торгах в Порт Каире, потом продашь сведения обо мне моим родственникам?
Они очень огорчатся, что я не погибла в рабстве, поэтому захотят все исправить и найти меня.
Затем ты продашь меня моему жениху…
Продал бы жениху, если бы он у меня был.
Получается, что не дважды, а – трижды, или даже больше раз продал бы.
— Сразу видно, что вы интриганка, леди Елисафета, – Соломон в восхищении всплеснул руками.
Он обращался к девушке с почтением. – К сожалению, мой бизнес далек от политики.
— У тебя слишком мало денег? – Елисафета подмигнула Соломону. – Большие деньги сливаются с политикой и интригами.
Иначе нельзя.
— У меня недостаточно денег, чтобы влиять, – Соломон ответил обтекаемо.
— Принеси нам воды и фруктов, – Елисафета приказала, словно не рабыня, а хозяйка на небольшом суденышке. – Ослабь веревки, или вообще, сними их с меня.
— Вам это кому? – Соломон не отказывался принести заказанное девушкой.
Он только интересовался – на сколько человек.
— Мне и Добронраве, – Елисафета кивнула на соседку. – И еще – Мальве.
Выглядит она слишком неважно.
— Хорошо выглядит Мальва, – Соломон перехватил взгляд Елисафеты на рыжеволосую Мальву. – Но только она не в себе.
— Я тоже не понимаю, что с ней происходит, – Елисафета бросила презрительный взгляд на Мальву.
А Мальве было все равно, как на нее смотрят, и что о ней думают и говорят. – Кто она?
Почему молчит?
Может быть, хитрит и придуривается?
Сама все понимает, но чего-то выжидает?
— Вы очень проницательная, леди Елисафета, – Соломон понял руку и позвал слугу: — Воды и чистой еды для трех девушек.
— Воды и еды на всех, – Добронрава пискнула. – Все же страдают, даже вы.
— Не обращай на нее внимания, – Елисафета махнула рукой на Добронраву. – Она стремится всем помочь.
— Подобных девушек, одержимых бесом доброй помощи, у нас сжигают на кострах, – Соломон отвернулся от Добронравы.
— Очень гуманно, – Елисафета вытянула губы дудочкой.
— Палачи, которые казнят, у них семьи и дети, – Добронрава не обижалась на иронию в свой адрес. – Если не станет кого казнить, то как палач прокормит семью?
— Тебя трудно будет продать, Добронрава, – Соломон проговорил, не оборачиваясь на Добронраву. – Но я смогу.
— Веревки с меня сними, – Елисафета потребовала.
— Только часть веревок, – Соломон узким небольшим ножиком разрезал несколько веревок. – Эх, зря порезал, нужно было развязать и не портить веревки. – Соломон с ужасом смотрел, что наделал: — Пульман, свяжи эти веревки, чтобы выглядели, как новенькие.
Я их продам в Порт Каире.
— Еда и вода, как вы говорили, – слуга опустил на доски три подноса.
— Почему персик надкусан? – Соломон сдвинул брови.
— Не судите слугу строго, – Добронрава тут же вклинилась в разговор. – Он был голодный.
— Лакоон, – Соломон забрал надкусанный персик себе. — Ты не раб, поэтому тебя можно бить со следами кнута.
— Пожалуйста, не надо, – Лакоон, вытянул перед собой руки, словно ставил щит. – Всего лишь за какой-то персик.