Не менее взбешённая хозяйка показала документы, а нотариус показал доверенность, которую Евгения якобы оформила на Зиновия, чтобы он мог продать квартиры. Да, да, вы не ослышались, он продал обе квартиры любовницы, и сгинул в неизвестном направлении.
Сначала она уверяла, что подпись поддельная, но графолог подтвердил иное, и тут Евгения вспомнила, что Зиновий приносил ей какую-то бумагу, и просил подписать.
Он сказал, что этот документ нужен работнице ЗАГСа, ему позвонили на работу, и попросили принести бумагу.
Евгения, обалдевшая, и ошалевшая от чувств, без слов подписала документ, даже не посмотрев, что ей подсунули.
В довершение всего выяснилось, что он украл все её деньги, которые она скопила, сдавая квартиры.
Милиция, конечно, пыталась его найти, но безрезультатно. Он просто сгинул.
- Вот ведь сволочь, - высказалась она сейчас, закуривая третью по счёту сигарету, - обманул меня, развёл, как не знаю кого. Но он это может, талантливо пудрит мозги людям, этого у него не отнимешь. Дал же Бог талант такому уроду. Ничего,
Господь долго терпит, но метко бьёт. Печёнкой чую, в этот раз ему не отвертеться. Наверное, какой-нибудь его предок был цыганом.
- Почему? – удивилась я.
- Потому, - рубанула с плеча Евгения Васильевна, - он словно
гипнозом каким обладал. Глянет, так обезоруживающе, и всё,
капец, сделаешь так, как он просит.
Что-то шевельнулось в моём воспалённом мозгу, так, тихонько, и тут же заглохло. Я так и не поняла, что меня так вдруг взбудоражило.
На улице опять стал моросить дождик, мы с Димой зашли в
близлежащее кафе, обоим дико хотелось есть, и заказали по салату.
- Гадость какая-то, - проговорил он, пробуя не слишком привлекательный на вид салат.
Я тоже попробовала, и была полностью с ним согласна. Поэтому мы покинули заведение, купили в ближайшем магазине хлеб и сыр, и, забравшись в машину, перекусили относительно нормальной едой.
- Где нам теперь искать этого Зиновия? – спросила я, потягивая кофе.
- Понятия не имею, - пожал плечами Дима, - но, думаю, если мы найдём Тимура, найдём и Зиновия. Они вдвоём действуют. - Кто же убил Веронику? – пробормотала я, вспомнив ещё
об одном насущном деле.
- Поехали завтра к этому твоему Эдуарду, - предложил Дима.
- Какому Эдуарду? – не дошло до меня.
- Эдуарду Федоровичу, заместителю Вероники.
- Ах, ты о нём, - протянула я, - ну, поехали. А при чём тут он?
- Хочу узнать, не было ли у Вероники любовника, лет эдак под пятьдесят.
- Так ты думаешь...? – я замолчала на полуслове.
- Только предполагаю, - ответил Дима, заводя мотор, - только предполагаю. Он один раз подставил любовницу. Думаю, он собирался повторить сей фокус ещё раз, что там произошло, не знаю. Но факт остаётся фактом, он решил по неведомым нам пока причинам убрать её.
Домой я прибыла поздно, скинула сапоги, и, едва волоча ноги, поплелась на кухню, откуда доносились вкусные запахи.
- Привет, - воскликнула я, но возглас получился слабый.
В кухне в этот момент ужинал Максим, Саша кормила малышей, а Октябрина Михайловна уговаривала Василинку съесть ложечку каши. Моя дочка уворачивалась от ненавистной ей манки, и хныкала.
- Привет, - поцеловал меня Макс, и я опустилась рядом с ним
за стол.
- Мама, мама, - забралась ко мне на колени Василинка, - скажи, чтоб меня не кормили кашей.
- А чем тебя кормить, детка? Мороженым? – улыбнулась я.
- Да.
- У тебя заболит горло, - я погладила её по синим волосам, - впрочем, сейчас мы кое-что соорудим. В детстве я это обожала, - я вынула из шкафа банку с вишнёвым вареньем, сгущёнку, и вишни.
Вишни были без косточек, Анфиса Сергеевна колупает их на пирог, я смешала с ними кашу, полила вареньем, сгущёнкой, и
Василинка стрескала всё, что у неё было в тарелке с прямо-таки крейсерской скоростью.
- Вкусно, - воскликнула она.
- Макс, ты чего такой молчаливый? – спросила я, впрочем, уже догадываясь, от чего он такой странный.
- Чёртовы старухи! – процедил он, потягивая кофе из чашки.
- Какие старухи? – улыбнулась Анфиса Сергеевна.
Максим дёрнулся, и, нервно закурив, начал рассказ.
У него день с утра не заладился, сначала отругало начальство, потом он в кафе, в которое они ходят, чтобы перекусить в обеденный перерыв, пролил себе на джинсы кетчуп. Собрался домой, чтобы переодеться. Но тут позвонил дежурный, и сообщил, что пришёл какой-то свидетель.
Пришлось срочно возвращаться в отделение, допрашивать свидетеля, тут он хотел поехать домой, но заявились две сумасшедшие старухи.
- Вот, - бросила одна из них какой-то пакет на стол.
- Ну, и что это? – осведомился Максим, глядя на пакет.
- Откройте, - потребовала одна из старух.
- Вы что тут, с ума посходили? – озверел Макс, - у вас там что, тринатрий толуол? Делать нечего на старости лет, решили поразвлечься столь своеобразным образом?
- Молодой человек, - склонила голову на бок старушка, - там нет никакой взрывчатки, всего лишь шкатулка.
- Твою мать, - выругался Максим, он находился на последней стадии бешенства, и вывалил содержимое пакета прямо на стол.
И на стол, на бумаги, из пакета вывалилась земля, а сверху
старинная шкатулка, вся в завитушках, но очень грязная.
- Что это? – заорал Максим, открывая шкатулку, и поперхнулся, увидев на чёрном бархате старый, пожелтевший от времени зуб, вернее, клык, - вы что тут, спятили? – осведомился Макс.
И тут старушки выдали историю, которую я ему с утра
поведала, отчего Максим побелел, как полотно, онемел, и выставил старух вон.
Но самое неприятное ждало его впереди, вечером, уже съездив домой, переодевшись, он опять зашёл в то кафе, хотел кое-что обсудить с Сатаневичем, и вдруг увидел, что в кофе, который он себе заказал, плавает зуб.
Максим поднял дикий скандал, поставил на уши всё кафе, но так и не выяснил, откуда в его чашке с кофе взялся зуб.
- Просто чёрт знает что такое, - злился он сейчас, - что это за хреновина?
- Ты что, веришь в эту ерунду? – улыбнулась Анфиса Сергеевна.
- Вообще-то, нет, - вздрогнул Макс, и внимательно посмотрел
на свой кофе, - но стало неприятно, очень неприятно.
- Вика, ты чего такая задумчивая? – спросила Октябрина Михайловна.
- Задумчивость – моя подруга от самых колыбельных дней, - усмехнулась я, - а чем так вкусно пахнет? Я умираю от голода, - и, когда Максим отвернулся, подкинула ему очередной клык в кофе.
- Это курник, - пояснила Анфиса Сергеевна, - будешь?
- Обожаю курник, - воскликнула я, и она отрезала мне огромный кусок.
Я не успела съесть ни кусочка, как Максим заорал не своим голосом:
- Это ещё что такое? Как это здесь оказалось? – он смахнул чашку со стола, разлил кофе по паркету, вскочил, и пулей вылетел из кухни.
- Что это было? – ошарашено спросила Анфиса Сергеевна, а Саша подняла с полу клык.
- Это что, было в его чашке? – спросила она дрожащим голоском, двумя пальчиками держа бутафорию.
Я едва сдержала истерический смех, так и рвущийся наружу, и
впилась зубами в кусок пирога. Проглотила его, выпила стакан
молока, и побежала в свою комнату.
Максим сидел за дубовым столом, и смотрел свои бумаги.
Я подкралась к нему сзади, обвила руками шею, и положила голову на плечо.
- Ты как, любимый? – промурлыкала я ему на ухо, и запустила
пальцы ему в волосы.
- Отвратительно, - воскликнул он сердито, и отшвырнул документы, - что всё это вообще значит? Я ничего не понимаю.
- Какая-то глупость, - пожала я плечами, - не переживай так.
- Постараюсь, - он обнял меня за талию, усадил на колени, и стал целовать.
Утром я опять подсунула ему в чашку клык, напугала до потери пульса, он вылетел из дома, как ошпаренный.
А я со вкусом позавтракала курником, разогретым в микроволновке, одела белую, короткую, кожаную юбку типа клёш, сетчатые чулки, и красные сапожки на тонком каблуке, розовый свитер, малиновый плащ, и поехала к Диме.