Выбрать главу

Валя не поняла, о чём говорят, и тихонько спросила отца:

— Что такое «безработица»?

— Это значит — нет работы.

Девочке казалось: очень хорошо, если нет работы! Значит, мама целый день будет с нею и не станет запирать её в доме одну. Почему же они такие скучные?

Валя залезла к отцу на колени. Думала, — поиграет с нею. Но он молча поставил её на пол, а мать строго сказала:

— Не мешай старшим разговаривать!

Валя вышла на крыльцо. Мурзик, спрятав под себя лапы, лежал на завалинке. Девочка примостилась рядом с ним.

Длинные густые тени легли на грядки. Листья свёклы, яркие днём, теперь казались совсем чёрными. Даже подсолнухи и те потемнели.

Как скучно всё выглядит без солнца! А там, на пустыре, ещё светло.

Девочке очень хотелось побегать по траве, попрыгать в мягкий песок.

Папа всё разговаривает и не выходит сюда!

Валя заглянула домой. Отец взволнованно ходил по комнате и говорил:

— Пойми, Дуня, надо бороться за своё счастье. Покорность — она к добру не приводит. Твоего отца на заводе искалечили и даже пособия ему не назначили. Твоя мать умерла с голоду. Неужели ты такую же судьбу готовишь нашей Валюшке? Нет, Дуня, мы так жить не хотим. Мы добьёмся своего. Пусть меня, как одного из зачинщиков, выбросят, посадят в тюрьму. Зато дети наши будут жить хорошо. — И, заметив Валю, Димитрий подошёл к ней.

— Пошли гулять.

Девочка обрадовалась. Она прыгала около него, кричала:

— Посмотри, папа, как светло там, в поле! А на нашей крыше тоже солнышко!

Димитрий оглянулся на свою хибарку. Она походила на сарай или хлев. Столбовы за ничтожную плату взяли её в аренду. Димитрию нравилось, что домик стоит на пригорке, вдали от жилья. Кругом — широко, и всякого, кто подходит, видно. И до Мотовилихи близко, но дым от заводских труб сюда не долетает.

Они спустились с пригорка. Отец сел на камень, словно поджидая кого-то. Вскоре рабочий в синей рубахе подошёл к нему.

— Пойди, дочка, пособирай цветы! — сказал Столбов и тихо заговорил с ним. Когда чужой человек отошёл, отец позвал Валю домой. И как быстро они пошли, почти побежали!

— Почему ты так запыхался? — спросила мать.

— Мне надо на собрание, — торопливо бросил Димитрий. Дуне хотелось расспросить мужа, но он, взяв кепку, уже бежал к воротам.

— Ты бы дочь пожалел! — крикнула она с досадой. Димитрий обернулся к ней и очень серьёзно сказал:

— Жалею, Дуня, потому и борюсь за счастье таких, как она.

Глава третья

Столбов закоулками добрался до знакомых ворот. Домик стоял в саду. Одним боком он врос в землю; крыша у него была вся в заплатах, двери перекосились. От густо разросшихся деревьев кругом было темновато.

Димитрий не первый раз приходил сюда на собрания. На его условный стук открыли дверь.

В небольшой комнате сидели и стояли человек десять. Столбов знал всех, кроме одного. Незнакомый ему человек, с русой бородой и тёмными густыми бровями, что-то горячо говорил, опершись на стол. Он мельком взглянул на вошедшего, продолжая свою речь.

— Это приезжий оратор из города. Дельно говорит! — шепнул Димитрию сосед.

— … Вы слышали, товарищи, о расстреле митинга путиловских рабочих в Петербурге? Трёхсоттысячной забастовкой ответил питерский пролетариат на этот расстрел. Один за другим присоединяются к забастовке другие города. Ваш город — промышленный, рабочих здесь много. Неужели вы не поддержите питерских рабочих?

— Конечно, поддержим! — первым отозвался Столбов. Опершись о подоконник, он внимательно слушал оратора и не заметил, как хрустнула сухая ветка за окном. Но тень, упавшая на пол, привлекла его внимание. Чуть-чуть повернувшись, он стал вглядываться в кусты, потом крикнул: «Полиция!» — выпрыгнул в окно и бросился на кого-то. Но дом был уже окружён городовыми.

* * *

Валя крепко спала, раскинув ручонки. Ей снился залитый солнцем луг, где так много всяких цветов. Она нарвала большущий букет.

— Это тебе, папа!

Девочка улыбнулась во сне. Ей было так хорошо! Но вдруг она вскрикнула от боли и с испугом открыла глаза. Она оказалась на голом холодном полу. Какой-то чужой человек с недобрым лицом и длинными рыжими усами ощупал со всех сторон её тюфячок и отшвырнул его в сторону. В комнате было несколько городовых. Они переворачивали всё вверх дном. Мать хотела взять девочку на руки, но, обессиленная, сама опустилась на пол.

— Что расселась! — грубо крикнул начальник, писавший что-то за столом. Он сапожищем ткнул Дуню и велел ей расписаться.