29. В начале следующего лета Агриколу постигло семейное горе: умер его годовалый сын. Это несчастье он перенес не с подчеркнутой стойкостью, как свойственно большинству доблестных мужей, и вместе с тем не разражаясь рыданиями и не предаваясь безутешному горю, как женщины, но находя в ведении войны отвлечение от своей скорби. Итак, выслав перед собой флот, с тем чтобы, производя опустошения и грабежи во многих местах, он держал врагов в неослабном страхе пред неизвестностью, Агрикола во главе рвущегося в бой войска с добавленными к нему наиболее храбрыми и проверенными за время длительного мира британцами подошел к горе Гравпий, на которой засел неприятель. Ведь враждебные нам британцы, нисколько не сломленные исходом состоявшегося в предыдущем году сражения, предвидевшие, что их ожидает возмездие и, быть может, даже порабощение, и постигшие, наконец, что общей опасности надлежит противопоставить единство, отправив ко всем племенам посольства и заключив соглашения с ними, призвали в помощь себе их силы. У них уже насчитывалось свыше тридцати тысяч вооруженных бойцов, и к ним все еще продолжала прибывать боеспособная молодежь, а также те, кто, несмотря на преклонные лета, сохранил юношескую свежесть и бодрость, заслуженные в войнах и украшенные своими боевыми отличиями; и вот один из многочисленных их вождей по имени Калгак, выделявшийся среди них своей доблестью и знатностью происхождения, обратился, как рассказывают, к собравшейся и требовавшей, чтобы ее вели в бой, толпе с такими словами.
30. "Всякий раз, как я размышляю о причинах этой войны и о претерпеваемых нами бедствиях, меня наполняет уверенность, что этот день и ваше единодушие положат начало освобождению всей Британии: ведь вы все как один собрались сюда, и вы не знаете оков рабства, и за нами нет больше земли, и даже море не укроет нас от врага, ибо на нем римский флот, и нам от него не уйти. Итак - только бой и оружие! Для доблестных в них почет, и даже для трусов - единственный путь к спасению. Предыдущие битвы с римлянами завершались по-разному, но, и понеся поражение, британцы хорошо знали, что мы сильны и не оставим их своею поддержкой, потому что мы - самый древний народ Британии и по этой причине пребываем в сокровеннейшем лоне ее и не видим тех ее берегов, где обитают рабы, и, не сталкиваясь с чужестранными поработителями, не осквернили даже глаз наших лицезрением их. Живя на краю мира и единственные, не утратившие свободы, мы вплоть до последнего времени были защищаемы отдаленностью нашей родины и заслоном молвы; но теперь крайний предел Британии стал доступен, а все неведомое кажется особенно драгоценным; за нами нет больше ни одного народа, ничего, кроме волн и скал и еще более враждебных, чем они, римлян, надменность которых не смягчить ни покорностью, ни уступчивостью. Расхитителям всего мира, им уже мало земли: опустошив ее, они теперь рыщут по морю; если враг богат - они алчны; если беден - спесивы, и ни Восток, ни Запад их не насытят; они единственные, кто с одинаковой страстью жаждет помыкать и богатством, и нищетой; отнимать, резать, грабить на их лживом языке зовется господством; и создав пустыню, они говорят, что принесли мир.
31. "Природа устроила так, что самое дорогое для каждого - его дети и родичи; но их у нас отнимают наборами в войско, чтобы превратить в рабов где-нибудь на чужбине, а нашим женам и сестрам и тогда, когда они избегли насилия, враги наносят бесчестие, присваивая себе имя наших друзей и гостей. А между тем имущество и богатства британцев изничтожаются податями, ежегодные урожаи - обязательными поставками хлеба, самые силы телесные дорогами, которые они своими руками, осыпаемые побоями и поношениями, прокладывают сквозь леса и болота. Обреченных неволе раз и навсегда продают в рабство, и впредь об их пропитании заботится господин. А Британия что ни день платит за свое рабство и что ни день все больше закабаляет себя. И как раба, включенного в домашнюю челядь последним, сотоварищи-рабы встречают насмешками и издевательствами, так и мы, новички в этом мире закоренелого рабства, ничего в нем не стоим и подлежим уничтожению: ведь у нас нет ни тучных пажитей, ни рудников, ни гаваней, где бы мог быть приложен наш труд, и поэтому щадить нас незачем. Доблесть же и строптивость подвластных не по нутру властителям; да и сама отдаленность наша, равно как и таинственность, которой окутано наше существование, чем безопасней для нас, тем подозрительнее врагам. Итак, отбросьте надежду на их снисходительность и исполнитесь мужества, как те, для кого дороже всего спасение, так и те, для кого - слава. Бриганты под предводительством женщины сожгли колонию, захватили приступом укрепленный лагерь и, если бы упоение успехом не обернулось для них беспечностью, могли бы сбросить с себя ярмо рабства55; да и мы, незатронутые войной и не раздавленные врагом, взялись за оружие, чтобы отстоять нашу свободу, а не чтобы предстать перед ним с повинною; так давайте покажем ему в первой же схватке, каких мужей приберегла для себя Каледония.
32. "Или вы думаете, что на войне римляне столь же доблестны, как разнузданны в мирное время? Сильные нашими распрями и усобицами, они обращают пороки врага ко славе своего войска, набранного из самых различных народов; сплачиваемое удачами, оно распадется при первых же неудачах, если только вы не считаете, что галлов, германцев и (стыдно сказать!) многих британцев, - хотя, давнишние враги римлян, а рабы их недавние, они и служат чужому господству своею кровью, - удерживает в повиновении им преданность и любовь. Боязнь и устрашение - слабые скрепы любви: устранить их - и те, кто перестанет бояться, начнут ненавидеть. На нашей стороне все, что увлекает к победе: ведь у римлян нет с собой жен, чтобы воодушевлять их на бой, нет и родичей, готовых корить за бегство; у большинства нет и родины или она вне Италии. Малочисленных, трепещущих пред неизвестностью, недоверчиво взирающих на небо, на море, на леса, на все неведомое и незнакомое, боги предали их в ваши руки как бы загнанными в ловушку и скованными. Да не страшат вас ни их чванный вид, ни блеск золота и серебра, - ведь они не защищают и не разят. В самом вражеском войске мы найдем тех, кто на него же поднимет оружие. Британцы поймут, что мы отстаиваем их дело, галлы вспомнят свою былую свободу, покинут их и остальные германцы, как недавно оставили их узипы56. А сверх этого у них нет ничего, что могло бы нас испугать: опустевшие укрепления, населенные стариками колонии, хилые и слабые муниципии, охваченные раздорами между дурно повинующимися и неправедно правящими. Здесь пред нами их полководец, их войско; они несут нам подати, рудники и все прочие, уготованные порабощенным страдания, и на этом поле битвы для нас решится, претерпевать ли их вечно или разом от них избавиться. Посему, идя в бой, размышляйте о предках и о потомках ваших!".
33. На эту речь, принятую ими с воодушевлением, они ответили, по обыкновению варваров, воплями, пением и разноголосыми выкриками; и тотчас пришли в движение их отряды, и засверкало оружие, так как самые смелые бросились на врага; тем временем и наше войско строилось в боевой порядок, и, хотя воины рвались в бой и их едва можно было удерживать внутри укреплений, Агрикола все же счел нужным еще сильнее разжечь их пыл и, обратившись к ним, сказал следующее: "Вот уже седьмой год, мои доблестные товарищи по оружию, как, выполняя повеление Римской империи, вы своею отвагою, при моих неустанных стараниях, завоевываете Британию. В стольких походах, в стольких сражениях требовались от вас и стойкость против врага, и терпение, и усилия в борьбе чуть ли не с самою природой, но ни я никогда не жаловался на моих воинов, ни вы - на своего полководца. Итак, перейдя рубежи, я - за которые не ступали мои предшественники-легаты, вы действовавшие до вас войска, - мы удерживаем оконечность Британии, и это не похвальба и не голословное утверждение, расположившись в ней лагерем и посредством оружия; и теперь уже вся Британия нами пройдена и покорена. И сколько раз в рядах продвигавшегося вперед войска, когда вас мучили топи, горы и реки, мне приходилось слышать возгласы самых отважных: "Когда же, наконец, наткнемся мы на врагов, когда же сразимся с ними?" И вот, вытесненные из своих тайных убежищ, они идут нам навстречу: желания ваши сбылись, и вам есть, где выказать свою доблесть; но если все склоняется пред победителями, то точно так же все ополчается на побежденных. И хотя прекрасно и достославно, преследуя неприятеля, осилить такой дальний путь, миновать благополучно леса, преодолеть столько водных преград, все эти столь блистательные успехи, если мы дрогнем и побежим, завтра же обернутся для нас величайшей опасностью; ведь и местность мы знаем не так, как враги, и съестные припасы у нас не в таком изобилии, как у них; единственное, чем мы располагаем, - наши руки и наше оружие, и рассчитывать мы должны только на них. Что до меня, то я уже давно пришел к твердому убеждению: отступление отнюдь не обеспечивает безопасности ни войску, ни полководцу. Вот почему честная смерть лучше позорной жизни, и спасение там, где доблесть; да и пасть на краю земли и природы57никоим образом не бесславно.