– Хачи?
– Откуда там хачи? В том-то и дело, что русские. Но, блин, такие русские – хуже последних хачиков. Трое…
– Сволочи! – вырвалось у Леры.
– Еще те… Вот если бы какой-нибудь хач вступился за ту девчонку, я бы его, честно, зауважал. Никогда бы после с ним не махался. Только и знают, что иметь малолеток. И девок, и пацанят.
– Хач заступится… – фыркнула Лера. – Что-то я не слышала, чтобы у нас в районе хачи за кого-то вступались. Только сами пристают, а потом в больнице друг другу с коек орут: «Вай, Ахмед, это такие скины нехорошие! Не дали с дэвушкой поговорить». «Да не говори, Фарход, эти фашисты поганые мне яйцо отшибли. Вот лежу здесь и мне уже никакие дэвушки не нужны».
Лера так смешно изобразила разговор кавказцев, что Макс заржал во всю глотку.
– Так, и че дальше? – спросила Лера. – Их-то трое, а вас только двое…
– Их трое, но на нашей стороне внезапность. Они, естественно, не ожидали, что кто-то здесь может оказаться. Одного я успокоил. Бутылкой по башке. Второго Темыч вырубил. А третьего мы уже вдвоем попинали…
– Повезло, – сказала Лера.
– Кому? Им? – усмехнулся Макс.
– Ей, – сказала Лера.
– Это уж точно. Мы ее из машины вытащили. Успокаиваем. Она ревет. Покататься, говорит, пригласили…
– Дура, – сказала Лера. – Покаталась…
– Конечно, дура. Но все равно – жалко. А потом, сама понимаешь, машину мы обчистили.
– Вот, значит, откуда лавэ…
– Ты догадливая, – улыбнулся Макс.
– Очень догадливая, – сказала Лера. И с оттенком ревности спросила. – Девчонка-то ничего? Как ее зовут?
– Аня зовут, – не почувствовав подвоха, ответил Макс. – И прикинь, на Калужской живет.
– Ну да? Близко… Вы, конечно, телефончиками махнулись?
– Да, – простодушно ответил Макс, посмотрел на Леру и, словно догадавшись, о чем она подумала, торопливо добавил. – Ты чего? Не бери в голову… Она на Артема запала, смотрела на него, как на героя… На хрена она мне упала? Ведь у меня ты есть.
– Ага, – съехидничала Лера. – Два года назад ты точно так же пел.
– Вспомнила… Два года назад ты мне просто нравилась…
– А теперь не просто?
– Теперь… Сама знаешь, как я тебя люблю.
– Как? – не унималась Лера.
– Как этот… – Макс не сразу подобрал нужное слово. – Как ненормальный.
– Правда?
– А то ты не знаешь? Конечно, правда!
– Смотри у меня, ненормальный.
– Ты что, Лерка, не веришь мне?
– Про Аню? Или про то, что любишь?
– И про Аню, и про то, что люблю.
– Да верю я тебе, верю. Успокойся.
– Спасибо. Еще по чуть-чуть выпьем?
– Да, пожалуй.
Ей – красного французского вина, а ему, как всегда, «Старый мельник». Больше он ничего не признавал.
– Ну, а у вас че нового?
– Да так, по мелочам… Школу еврейскую разгромили, – сказала и осеклась. Опять эти жуткие глаза маленькой еврейки встали перед ней. И скорбное лицо Айны. «Господи, сколько же это будет продолжаться?» – подумала она.
– А, так это наши были? – спросил Максим. – Я по радио слышал, даже не подумал, что это Штык забавляется. Хорошо, что никто не попался.
И Леру как прорвало, она торопливо заговорила, словно отгоняя назойливое видение:
– Да… А я и на разведку ходила, и у телефона стояла. Наверно, ментов с мобилы кто-то вызвал, но все обошлось – мы не зря шухерных расставили!!!
– Штык – гений! Великий стратег. Его все старшаки Москвы хвалят. А на Черемушках кто буянил?
– Хрен его знает, это не мы. А, кстати – за героическое спасение девушки от лесных подонков, за проявленную преданность Уличным законам, за превосходную агитацию НС идей и за нежное отношение и любовь ко мне вручается награда самому лучшему пацану на свете.
Лера протянула ему пакет. Максим открыл. Это была книга «Путь НСДАП», которую он очень долго не мог найти.
– Пасибо, солнышко. – Они поцеловались. Макс стал листать книгу. – Во! Вот это мне нравится. Прикинь, в тридцатые годы на двери каждого дома должна была красоваться вышитая свастика, и Магда Геббельс личным примером показала немецким женам, как это делать.
– Да я это знала еще в четырнадцать лет, а ты не знал? Тоже мне идеолог бригады! – подколола его Лера.
– В четырнадцать… да не гони!
– Я серьезно!
– Ну, тогда ты ваще молодец!
– Это я знала еще в девять лет. А еще знаю, что ты тоже молодец.
Они посидели в кафе еще минут десять. Потом Максим проводил ее домой и уселся в беседке читать ее подарок.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Сегодня в десятом «Е» было семь уроков. А потом экскурсия. Но парни после шестого урока дружно свалили в пивняк.
В Питере в этот день «Спартак» играл с «Зенитом», и матч транслировали по телевидению. Фанаты давно облюбовали «Кружку». Здесь во время футбольных трансляций народу набивалось – не протолкнуться. Болели до одури. Буквально на одной ноге приходилось стоять. Нужно было заранее занимать хорошие места. Вот парни и свалили из школы.
А Лера с Юлей вообще прогуляли весь день. А после кино бродили по улицам и оказались в сквере на «Пушкинской».
Юля – единственная девчонка из класса, которая не была ни скингерлой, ни фанаткой и ни шалавой. Короче, тихий домашний ребенок, немного повернутый на группе «Звери». Какая-то отрешенная от действительности. Но эта ее отрешенность не мешала ей крепко дружить с Лерой и безоглядно любить Олега – бешеного футбольного фаната. Еще была Катюха. И все у них было на троих: деньги, домашка, проблемы. Но сегодня, обычно добросовестно посещающая занятия Юлька, решила прогулять, а безбашенная Катюха объявилась на первом уроке, как примерная ученица. Ее почему-то заинтересовала экскурсия, поэтому пришлось весь день отсвечиваться в школе.
Вот сейчас Лера с Юлей сидели на лавочке, потягивали прохладный «Шейк» и обсуждали пацанов. Вдруг у Юли зазвонил мобильник. Посмотрев на экран, Юлька улыбнулась. Звонил Олег.
– Привет, – пропела она.
– Ты где?! – прокричал Олег, не поздоровавшись. – У тебя все нормально?
– Все ок… А разве у меня что-то должно быть не нормально? Я на Пушке. С Лерой…
И тут Лера увидела, что лицо Юльки стало бело-серым, как висевшее над ними огромное рваное облако.
– Что, что? – едва слышно прошептали бескровные Юлькины губы. – Какой еще теракт?!
– Теракт? – переспросила Лера, прильнула ухом к трубке, и они обе услышали прерывающийся голос Олега:
– Нашу школу взорвали! Только что прошло экстренное сообщение по телику…
– Как – взорвали?! – крикнула Лера.
– Не знаю… Террористы… Больше ничего не сказали… Только сказали, что есть жертвы…
– А ты где? – пролепетала Юля.
– В «Кружке». На Черемушках
– Макс с вами? – спросила Лера.
Олег молчал.
– Макс с вами? – тревожно переспросила Лера. – Говори же! Не молчи…
– Нет, – сказал Олег.
Бутылка с недопитым коктейлем выпала из рук Леры.
– Кошмар, – прошептала она.
– Олег! – кричала в трубку Юля. – Олег!..
Мобильник разрядился.
И Юля, этот тихий домашний ребенок, отрешенный от действительности, всегда красневшая, слыша бранные слова, вдруг разразилась такой отборной матерщиной, что прохожие, как по команде, посмотрели на нее, осуждающе качая головами. А она вскочила со скамейки, истерично выкрикнув:
– Нашу школу взорвали, суки!
Лера вскочила, растерянная, до конца еще не осознав, что же произошло.
– Звони Олегу, – потребовала она.
Их обступила толпа. И тут же зашелестело среди людей: «Теракт… школа…».
Юля набрала номер Олега. Он только и успел сказать, что он с ребятами едет к школе. И мобильник окончательно утух.
– Они в школу поехали, – сказала Юля Лере.
– Погнали, – сказала Лера.
Увлекая за собой Юлю, расталкивая народ, она устремилась в метро.
Олег с парнями тоже ехал в метро. В подземке все с опаской смотрели на семнадцать каких-то удрученных скинов и удивлялись, что они ни на кого не бросаются. Кавказцы пересели в другой вагон, но «Штыкам» было не до них. Еще не все москвичи знали об этой трагедии…