Нет, она не пойдет к Аньке сегодня. Подождет маму – вдруг та всё же выйдет? А другие дети кричали мам. Первым не выдержал Шура Ксенофонтов, маленький совсем мальчик с пластмассовым совком и в клетчатых шортах. Этот мальчик живет на втором этаже, а его мама работает в садике воспитателем и даже ходила в гости к Аниной маме, тоже воспитательнице. Шура деловито отряхнул свой совочек и подошел к окну:
– Ма-а-а-ам!
Мама молчала.
– Маааам!
Никто не отвечал. Мальчик стал крутиться на месте, как бы раздумывая, что дальше делать. Потом он почему-то подошел вразвалочку к девочкам и сказал вдруг: «А у нас кошка родила!» – и снова побрел к окну. Саша боялась его, как и других мальчишек, хотя этот точно был младше и не походил на хулигана. Но Саша всё равно ничего ему не ответила и даже немного испугалась. Шура мялся возле девочек и не знал, кричать ли в третий раз. Тут его мама сама высунулась из окна. Он сразу увидел в темноте ее силуэт, заслонивший собой теплый оранжевый свет из их комнаты. Шура подбежал к окну, вернее, к своей лоджии:
– Жди папу, папа сейчас придет с Тосиком, – спокойно сказала мама.
И правда – тут же из подъезда появился Шурин папа. Тосика Саша увидела впервые – это такса. Она отметила, что Ксенофонтовы живут хорошо: у них и кошка и собака. Многим в их пансионате и без кошек было тесно. С кошками лесобазовские дети играли на улице или в гостях, у тех, кто, как Саша, жил вдвоем на 13-ти квадратах.
Затем послышался еще один голос. По нему она узнала сиплую Сашу. Другая Саша жила в доме напротив, но окна их выходили в этот же двор. Стоя почти спиной к Саше, эта Саша кричала в свою сторону:
– Маааааам!
Не дождавшись ответа, она зычно спросила:
– Ну пора?
В ответ на ее крик с первого этажа противоположного дома раздался стук, как будто кто-то стучал об эмалированный таз ложкой.
Саша повернулась к Саше и сказала:
– Рано еще.
Ее мать была немая. Отец, с похмелья разозлившись на тетю Раю, отрезал ей язык. Сиплая Саша говорила, что отрезанное он тут же выкинул в мусоропровод. Она сразу побежала на улицу, туда, где вываливался из трубы мусор, долго искала мамин язык, но не нашла. Отец у них тогда так напился, что целый день не выпускал мать из комнаты. Когда приехала «скорая», он не открыл дверь. Мать в больницу отвез потом сосед, работавший на небольшом грузовике. Мать умирала.
Ее всё же спасли, но она с тех пор не говорит. С Сашей, когда та на улице, мать общается сигналами – колотит что-то по тазу, а дочка понимает: «Пора домой!», «Ужин!», «Отец пьяный!». Для мультиков у нее тоже был особый сигнал.
– Рано, – повторила сиплая Саша.
– А у тебя папа пьяный? – спросила зачем-то Саша.
Сиплая Саша гордо сказала:
– Мой папа, между прочим, уже давно руку сломал и лежит дома. Мы с ним мультики будем смотреть. Бе-бе-бе!
«Это хорошо, что сломал, бить не будет», – подумала Саша, но промолчала. Хотя они и не дружили, но Саша всё пыталась себе представить, как же они живут с этим папой.
Саша была очень рада, что у них нет папы. Кроме Аньки и, наверное, Шуры Ксенофонтова, она не знала никого, кто бы радовался папе. Еще, наверное, соседка Танька, но у нее не папа, а отчим. Но тоже хороший. У многих пап не было вообще, и они в основном жили лучше, чем те, кто с папами. Папы на Лесобазе много пили и били мам. Однажды Саша пришла домой, когда на улице только начинало темнеть, и в комнатных сумерках увидела рядом с мамой мужчину с фонариком. Она сразу бросилась к лоджии, открыла дверь, окно, подвинула к окну табурет и закричала:
– Если этот папа не уйдет, я выпрыгну!
Мама очень испугалась, кинулась в темноте к Саше, что-то уронила, за ней бросился кто-то еще. Потом еще. Это не был папа, это был электрик, а в коридоре стояла комендантша. Никаких пап у них дома никогда не появлялось. Так что пусть сиплая Саша сама завидует.
Саша решила медленно сосчитать десять раз по десять и потом идти к Аньке. Вообще-то она умела уже считать и дальше, до ста и до двухсот, но после двадцати произносить быстро числа уставала: двадцать один, двадцать два, шестьдесят девять – это утомительно. Саша предпочитала считать десятками. Она отвернулась от дома, села на кровать, с которой давно убежала Алсушка, и принялась отсчитывать: «Один, два, три, четыре, пять, шесть…» – она досчитала до первого десятка и загнула на левой руке большой палец. «Один, два, три, четыре, пять…» – на середине второго десятка она заскучала и стала смотреть по сторонам. Ничего интересного вокруг не было. Саша досчитала до десяти и загнула второй палец. Когда загибала третий, услышала во дворе шум. Стараясь не упустить в уме счет – «пять, шесть, семь, восемь…» – Саша спрыгнула с кровати и побежала. Это лаял Шурин Тосик, Шура старался его поймать и обнять, а другие два мальчика, еще старше Саши и не из их двора, прыгали вокруг собачки и просили: