"Подговорила" меня сама атмосфера застолий.
Мама переодела меня "к обеду", затем видела, как мне легко и непринуждённо обедается. Даже перехватила мой "аристократический" взгляд, брошенный свысока на зашедшего в тренировочных штанах соседа. После еды подошла к тётке и сказала ей что-то душевное - я лица той и другой видела. Та нарочито-ворчливо спросила:
- Ну что, я всё ещё золовка?
Я ожидала ответа "нет", но вдруг услышала:
- Да, но совсем в другом смысле. В родственном. Золото семьи!
И обе женщины поручкались, обнялись и поцеловались - совсем иначе, чем в первый, по принуждению, раз. Папе чуть не разнимать их пришлось, до того не хотели разниматься. Ему говорят:
- А ты нас водой разлей! Вон ведро. Давай-давай!
И я воочию увидела, что такое "не разлей вода". Потом отсюда произошла семейная традиция, но это уже совсем другая история.
Истинным подтверждением маминой искренности стало даже не то, что она позволила себя облить водой, будучи, между прочим, в нарядном платье. А то, что она изменила свои привычки даже вдали от золовкиных глаз. Раньше, отправляясь на пляж, папа пододевал под брюки плавки, а мама - купальник. В особую жару она надевала цельный дырчатый купальник (помните, я говорила?), а сверху - юбку. И никаких трусиков-лифчиков! На пляже просто раздеваешься, и ты сразу в "водоплавающем".
Теперь же мама уходила из дома в летнем платье с обычным бельевым пододёвом, а сложенное бикини брала с собой (как и папа - плавки). Я узнала, что на пляже есть особые кабинки, где люди переодеваются, причём снизу они открыты, так что по ногам видно, что кабинка занята и соваться в неё нельзя. Они там и раньше переодевались - после купанья, из мокрого в сухое, а теперь ещё и до стали, из бельевого в купальное. Недолго, зато куда как аристократичнее.
И вот, когда мама, поколебавшись, взяла-таки меня с собой на пляж ("вместо папы"), она собралась, как обычно, а вот насчёт меня задумалась. Как бы сама себе сказала:
- Ну, походит ребёнок чуток в синтетике, - и велела мне пододеть купальные трусы - те самые, с пояском, а обычные бельевые положила в сумку вместе со своим купальником - на переодёв. Сверху я натянула джинсики.
Не очень понятно, что такое "синтетика", но прозвучало это слово осуждающе. А на даче, когда я целыми днями в этом бегала, это не было синтетикой разве? Правда, там это было снаружи, а тут джинсы поверх... Пройдясь по жаре, я ощутила, что внизу у меня взопрело - не так сильно, чем когда слегка описаешься, но в "бумажных" трусах такого не было. "Синтетика" стала липнуть к коже, будь на мне платьице, я бы, наверное, подсунула руки отлепить, а в штанах как? Может, мама потому мне их и дала, чтобы я не позорилась на людях, не подымала подол... Я ведь могла непроизвольно это сделать, когда допечёт, не подумав об окружающих.
Когда пришли на пляж, и я увидела кабинки для переодевания, поняла, почему мама согласилась на "синтетику". Они были на "курьих ножках", взрослому - по колено, а вот моему поколению - по пояс... если не по грудку. Как тут переоденешься? Хотя папа потом, тайком от мамы, сказал мне, что главное - чтобы не было видно лица, а остальное у тёть (и отдельно - у дядь) всё ведь одинаковое...
Итак, мы зашли, мама задвинула задвижку - хлипенькую, чтоб дверь ветром не распахнуло. Истинным запором служили виднеющиеся снизу ноги - а я так и вся ниже пояса. Чтобы лучше понять, докуда мне доходит низ кабинки, я присела... и встретилась взглядом с каким-то мальчиком, с нездоровым интересом следившим за кабинками с переодевающимися. Недолго думая, показала ему язык и, лишь загорелая исцарапанная ладошка стала сжиматься в кулачок, быстро выпрямилась, чуть не угодив головой маме во что-то. Она, успевшая повесить пляжную сумку на крючок, успокаивающе положила мне ладони на плечи. Я правильно поняла этот жест: "Постой смирно, я управлюсь и тебя не забуду".
Кабинка оказалась меньше, теснее, чем показалось мне попервоначалу. В неё могли зайти два человека, но одновременно переодеваться мог лишь один - с характерными движениями рук и разлётом локтей. Второй должен был смирно стоять, лучше - забившись в угол, и ждать своей очереди. И я стала ждать-поджидать, наблюдая.
Опишу некоторые детали, казавшиеся тогда неважными. Прежде всего, мама разделась - донага, сняв всё, вплоть до туфель. Словно ей нестерпимо жарко было. Потянулась, выдохнула: "Уф-ф!" Я помнила, что когда после "золовкина обеда" мама переодевалась "к пляжу", она, сняв бельевой лифчик, сразу же надевала верх бикини, сняв бельевые трусы - быстро натягивала низ, никогда не доходя до полной наготы. Но тут - пляж, тут совсем по-другому должно быть... Я не сообразила, что если вокруг полно людей, то, наоборот, надо стремиться поменьше обнажаться. Всё внове - ну, и способ переодевания тоже.
Затем мама расстегнула пляжную сумку и начала вынимать из неё бикини и другие пляжные причиндалы. Перехватила мой взгляд и переключилась на меня, стала помогать мне раздеться - до тех самых, влажноватых уже трусов. Давненько надо мной не проходили голые её тити, не задевали меня - я ведь уже большая. И вот я уже готова для пляжа, боюсь только, что мама заметит влагу и, чего доброго, спросит, не упустила ли я, а если тот мальчуган по-прежнему рядом... да вон же он, рядом стоит, мне только голову нагнуть, чтобы заглянуть под кабинку.
И я заторопилась наружу, ручонку протянула к защёлке - не подумав, что мама совсем не готова к чужим взглядам в отворённую дверь. Эгоистка! Отвернулась спиной, а на попке трусы тоже липнут, оправлять не решаюсь, может, взопрелость себя не проявляет, а начну отлеплять - мама догадается. Лучше поскорее наружу.
Потом я удивлялась, но мама не препятствовала открыванию дверцы. Она только как-то по-особому прижалась боком к стенке, чтоб из открытого проёма можно было видеть лишь её спину (ну, зад), заведённой назад рукой подтолкнула меня - выходи скорее, ею же затворила дверь, а вот защёлкнула, скорее всего, уже повернувшись. Видны были только её голени снизу.
О своих передразниваниях с тем мальчишкой говорить не буду, он не очень-то приставал, понимая, что я недолго останусь без защиты взрослых. Я ждала маму, попутно пытаясь угадать, что она там делает - по голеням, по звукам, наконец, по логике (слова такого не знала) и интуитивно (тем более).
Мама не спеша сложила в сумку свою и мою одежду, можно сказать - упаковала. Потрескивание "молнии" доложило о завершении. Потом, судя по хлопающим звукам, она тщательно надела на голову резиновую шапочку, убрала под неё волосы. Крохотная пауза - и над кабинкой я заметила мамины ладошки, она явно потягивалась, а тут и звук изо рта выдал. Ещё пауза - и звук, лёгкий щелчок, застёгивание задней застёжки лифчика бикини, там такие полукольца медные друг в дружку входят. Вот рядом с голенями внизу мелькнули руки с трусами, одна нога вступила, другая - и трусы "уехали" вверх, на полагающееся им место. Несколько секунд на оглаживание, убеждаясь, что всё в порядке (зеркала в кабинке я не заметила) - и вот дверца открывается и переодевшаяся мама выходит ко мне.
Как она плавает - это отдельный рассказ (или даже песня). А я обещала тут о мудром совете поведать, помните? Посему не отвлекаюсь, а просто восхищаюсь плавающей мамой своей. На пляже мне было непривычно и интересно, но когда попривыкла, то доминировать стало ощущение раздетости - большей, чем надо для душевного комфорта. Вроде бы те же самые трусики, в коих я на даче целый день бегаю - а тут что-то не то. Стрёмно, вот как!
Людей очень много вокруг - а, значит, и глаз, и взглядов. Не всегда дружелюбных - тот же мальчик хотя бы, я из-за опасения его козней лишь вблизи мамы решалась плавать - а ох как хотелось выйти на "большую воду"! И, наконец, даже крошки мельче меня были или в цельных купальничках, или, ещё хлеще, в детских бикини с большими "лифчиками" - декоративными, похожими на топики или коротенькие маечки. Помните, тётя моя не любила этого? Я бы совсем среди таких стушевалась, да вовремя заметила, что они глядят на мою голую грудку с завистью, не очень-то радуясь искусственным, навязанными признакам взрослости.