Пришло Большое Солнце! Оно пришло для всех — для слепых червей в темной земле и зоркого орла в просторном небе, для вековых деревьев и трав, живущих лишь одно лето, для змей в песках, для рыб в холодных струях бегучих рек, для безобидных мышей, для кровожадных тигров — для всех. Только солнце бывает столь равно щедрым ко всем без различия…
На следующее утро мудрый Рау увел Стадо извечными тропами мамонтов на богатые Северные Равнины, где можно вволю кормиться до глубокой осени.
2
Почему-то в Стаде в последние годы мамонтята появлялись все реже. Фуф был единственным за несколько лет. Поэтому Фуфина мама не чаяла души в своем сынишке. Уже которую весну из-за него она не решалась отправляться вместе со всеми в далекий путь на север.
Пока еще не стало совсем тепло, они вдвоем медленно передвигались по широкой долине Большой реки и доедали то, что не успело съесть Стадо за зиму. Фуф по привычке каждую ночь забирался под косматое брюхо матери. Между четырьмя толстыми, как деревья, ногами и свисающими почти до земли космами шерсти он прятался всегда — ив снежные метели и в осеннее ненастье. Кате это было славно — в морозную ночь осторожно высунуть хоботок из своего теплого укрытия, оглядеть одним глазом белую равнину в стылом лунном блеске, дремлющих по соседству мамонтов и, тихонько взвизгнув от сладкой жути, отпрянуть обратно в уютную тесноту.
В большие морозы мамонты тесно сбивались в кучу, согревая друг друга боками. Тогда Фуф отправлялся на прогулку по теплому живому лесу, где деревья принимались вдруг переступать и переминаться, а вплотную нависший мягкий свод состоял сплошь из мохнатых урчащих животов.
Когда снег сошел совсем, и на деревьях стали разворачиваться клейкие ушки листочков, Фуф, держась за мамин хвост, отправился на юг. Там среди невысоких скалистых горок в широких долинах текло множество небольших речек — притоков Большой реки. Вдоль них шумели березовые и буковые рощи, над водой нависали мягкие кустарники, а земля была покрыта высоким ковром сочных трав. Для Стада здесь, конечно, не хватило бы пищи на все лето, но для Фуфа с матерью было вдоволь. И не только для них. Тут жили гигантские олени, хвастливо носившие на голове целый лес рогов. Водились олени поменьше, свиньи, целые стада красивых тоненьких косуль. Здесь же где-то неторопливо и важно похаживал шерстистый носорог Ух — хозяин этих мест. Хоть ростом он был не намного меньше мамонта, пищи хватало и для него — он выглядел всегда сытым и довольным, несмотря на угрюмый и необщительный нрав. Этот неотесанный верзила был дальним родственником мамонтов и потому приходился Фуфу кем-то вроде дяди. Он в первый же день притопал в рощу, которую облюбовал Фуф с матерью.
— Не советую ходить по тропе вдоль Большой реки, — пробурчал он, пережевывая в то же время целый ореховый куст.
— Почему? — встревожилась Фуфина мама, даже забыв выговорить ему за то, что он не поздоровался. По ее мнению, это был дурной пример для Фуфа. С тех пор, как у нее появился сын, она нервничала по любому поводу, хотя вообще-то мамонты не боялись никого на свете.
— Люди, — буркнул Ух, озираясь исподлобья в поисках очередного аппетитного куста. — Они устроили на тропе замаскированную яму. Прошлой осенью в нее угодили свиньи. Сразу половина стада. Визг стоял такой, что на ближних деревьях свернулись листья. — Носорог презрительно фыркнул. — Хых, свиньи, глупые существа, что с них взять.
Ух повернулся и тяжело двинулся к следующему кусту.
— Что вы говорите? — забеспокоилась мамонтиха. — Люди? Это такие маленькие, на двух ногах и дружат с огнем?
— Хрр-гах, — подтвердил Ух. — Чтобы решить свои делишки, они готовы сжечь весь лес. Но вы не бойтесь, они не решаются нападать даже на свиней. Когда в их ямы никто не попадает, они охотятся за сурками и выкапывают коренья.
Ух замолчал и, прикрыв глаза, с хрустом и причмокиванием принялся дожевывать куст. Он казался неуклюжим и добродушным. Бока его покрывал толстый слой засохшей грязи, потому что он любил целыми днями валяться в болоте. Насмотревшись на Уха, то же самое делали свиньи, и за это над ними потешался весь Лес. Но над Ухом никто не решался смеяться: уж очень грозно выглядели два рога, торчавшие на его морде. Особенно передний — ужасно длинный и острый. Даже злой пещерный медведь Харр, которому иногда взбредали в голову чрезвычайно мрачные и дикие шутки, про Уха никогда ничего не говорил.
Фуф не знал всего этого. Он с любопытством разглядывал хмурого носорога и не испытывал при этом никакого почтения. Ведь его мама была повыше ростом, а ее огромные бивни были чуть ли не в два раза длиннее его рога. Поэтому Фуф бесстрашно подобрался к носорогу и уж совсем было изготовился потянуть его за смешно повиливающий хвост, но мать успела поймать шалунишку.