Выбрать главу

- Деточка! Почему ты плачешь? - спрашивала Фурцева и своим носовым платком начала вытирать слезы Виктории.

- А на каком основании Лебедев назвал Белютина мерзавцем?

- Деточка! Белютин - гипнотизер, он загипнотизировал тебя, я точно знаю, что он не художник, а мошенник и гипнотизер. А кто ты сама?

- Я художница, окончила Полиграфический институт, член Союза художников.

- Как же ты, художница, не поняла, что он мошенник и гипнотизер?

- Он не мошенник и не гипнотизер, он кандидат наук, в институте преподавал, он замечательный педагог...

- Он тебя загипнотизировал, деточка! Ну ладно, а как ты относишься к творчеству старых мастеров?

Виктория сначала не поняла, подумала - Леонардо да Винчи, Веласкес, спросила:

- К кому именно?

- Ну к Репину, Сурикову?

Недели за две до этого в выходной день мы с сыном гуляли по Воробьевым горам и впервые увидели только что построенный Дворец пионеров. Мы увлекались тогда модным конструктивизмом, меняли старинную мебель на новую болгарскую или финскую. Дворец пионеров с огромными стеклянными окнами, с высокими потолками, с архитектурой, навеянной идеями Корбюзье, нам очень понравился.

- К Репину и Сурикову я отношусь хорошо, - сказала Виктория, - но ведь картины их по стилю плохо входят в интерьеры современных зданий, их место в музеях, вот, например, в новом Дворце пионеров гораздо лучше будет смотреться современная живопись наших художников-монументалистов.

- Деточка, это тебя Белютин обманул, он загипнотизировал тебя. Мы хотели повесить во Дворце пионеров картины старых мастеров, но нам сказали, что там слишком много света и они от света могут испортиться.

- А как вы относитесь к портрету Жутовского, - спросил у Виктории Ильичев, почему он такими темными, грязными красками его написал?

- Может быть, он хотел показать, что у него живот болел, или выразить плохое настроение, - и она начала говорить что-то о самовыражении.

- А что вы можете сказать о картине Рабичева? - перебил ее кто-то.

- Это мой муж, - сказала Виктория.

- Ну тогда все понятно, - сказал Ильичев, - непонятно только, почему вы учите нас, вы понимаете, что вы перед идеологической комиссией. Все. Разговор окончен.

Разговор был окончен. В час ночи Виктория приехала домой и сказала мне:

- Они полностью дезориентированы, считают, что Белютин не художник, а жулик и гипнотизер, а мы все им загипнотизированы.

24 декабря еще до начала совещания Ф.Л. Ильичев предложил Элию Михайловичу Белютину выступить с изложением своей позиции, может быть, с признанием своих ошибок Элий Михайлович категорически отказался. Около часа ночи вернулась Виктория и рассказала, что ни у Ильичева, ни у членов идеологической комиссии абсолютно нет никакого представления ни о том, кто такой Белютин, ни о студии. В половине второго ночи я позвонил Элию Михайловичу и сказал ему, что он совсем не художник, а мошенник и гипнотизер, пересказал все, что пережила Виктория.

Я знал, что он защитил диссертацию в педагогическом институте, преподавал живопись и рисунок в Полиграфическом институте, что у него на базе различного подхода к преподаванию возник конфликт с заведующим кафедрой живописи и рисунка Андреем Дмитриевичем Гончаровым и искусствоведом В. Ляховым, что все почти студенты были на его стороне и несколько лет после его изгнания из института сохраняли с ним контакт, приезжали к нему домой, показывали свои работы. Кроме того, он написал один из лучших учебников по рисунку и живописи и несколько книг по истории и теории искусства. Я предложил Элию Михайловичу собрать все свои дипломы, документы, книги и непременно выступить с докладом 26 декабря на второй встрече идеологической комиссии, защитить себя и студию и развеять идиотскую дезинформацию, которая была кем-то и для чего-то сочинена.

Элий Михайлович попросил меня взять такси и немедленно приехать к нему. До утра я, Элий Михайлович и Нина Михайловна Молева писали проект этого доклада. Утром же 26 декабря Белютин положил на стол президиума гору своих книг и документов. Члены идеологической комиссии с удивлением рассматривали неожиданные экспонаты и предоставили ему слово. Что он говорил, не знаю.

Выводы. Версия первая

После разгрома в Манеже мы ждали ареста. Почти во всех газетах и журналах на протяжении нескольких последующих дней журналисты, философы, художники, рабочие люди разных профессий группами и индивидуально осуждали выставку оторвавшейся от своего народа подпольной студии доморощенных абстракционистов.

Прошло сорок лет. Другая страна. А может, почти ничего не изменилось. Номенклатура и дезинформация.

Война в Чечне и дезинформация. Знание опасно... Знающих людей пугают. Вместо ГУЛАГа - киллеры и переполненные тюрьмы. Обман. Чиновники ниже рангом обманывают чиновников вышестоящих. Чиновники выше рангом боятся гласности. И почти все берут и дают взятки и врут.

Сын Ильичева учился в Полиграфическом институте у доцента Белютина, Ильичев знал, что Белютин не гипнотизер, а молчал. Фурцева ничего не понимала в искусстве, но устраивала в Манеже, вопреки мнению Союза художников, выставку Ильи Глазунова. Ничего не изменилось. Через сорок лет мэр города Москвы Юрий Лужков предоставляет Глазунову помещение под музей его творчества и творчества выпускников его Академии, русский фундаменталист Глазунов по-прежнему ненавидит подпольных доморощенных абстракционистов, и тех, полувековой давности, и их заочных наставников - Пикассо и Матисса... А если всюду Шилов и Глазунов, то где место тем же покойным Николаю Андронову, Нине Жилинской, Леониду Берлину или плодотворно работающим Иллариону Голицыну, Олегу Кудряшову?

Впрочем, открыт на Петровке Музей современного искусства, и почти все бывшие левее левых висят или стоят там. Но тех, что были на Таганке, пароходных работ учеников Белютина там нет, именно тех работ, на фоне которых Эрнст Неизвестный мечтал создать свои скульптуры.

По Глезеру, московский андеграунд пятидесятых-шестидесятых годов начинается с лианозовцев. Ничего против них не имею... Но те, пароходные? Малую часть из них закупало когда-то Министерство культуры, лежат они где-то в запасниках, часть купил и выставил в Варшаве, Париже и Петербурге польский коллекционер Евгений Новицкий, а остальные лежат мертвым грузом в нескольких квартирах или мастерских постаревших художников, но большинства тех работ, к сожалению, не существует.

Я размышляю. Вариант второй

Хрущев морщит лоб и мучительно пытается понять, кто же перед ним? Ну, если иностранцы, тогда все понятно, но они русские, советские, некоторые воевали, с орденами, значит, извращенцы? Педерасты? Нет, это не ругательство было, вовсе не желание оскорбить. Видимо, он слыхал, что недавно в издательстве "Искусство" была разоблачена группа гомосексуалистов и был суд. (Кажется мне, что и то дело было состряпано: уж очень умные и талантливые люди входили в ту группу.) Не Суслов ли подсказал? Почти наверняка кто-то предварительно подбросил ему эту идею. Не ругался он в Манеже, а называл вещи своими именами. Видимо, так думал не только он один, но все вожди Великой сверхдержавы. Никто из них по-настоящему ни в искусстве, ни в науке не разбирался, вырастали по партийной линии, почти все поднялись из нового слоя полуинтеллигенции, из "образованщины"; все они не забыли еще о политических лагерях, куда сами направляли для перевоспитания, а на самом деле для уничтожения тех, кто предлагал новые, непонятные им идеи. Отсюда и "на два года на лесозаготовки", и всеобщее "арестовать их надо", и сусловское "Задушить!". Тут и ленинский пароход с философами: "На всех вас уже готовы документы для высылки за границу" - идея лишения гражданства и высылки из страны.

Версия третья, а может быть, первая (нулевая)

Борьба внутри Московского Союза художников. В двадцатые-тридцатые годы, наряду с учениками Чистякова и Репина - передвижниками, на волне романтических предощущений революции, идеалов марксизма или христианского коммунизма, возникло в советском искусстве несколько Великих направлений.

В живописи и графике - Малевич, Кандинский, Шагал, Владимир Фаворский, в поэзии - Маяковский, Пастернак, Цветаева, Хлебников, в музыке - Шостакович, Прокофьев. "Бубновый валет", "ОСТ", Кончаловский, Тышлер, Куприн, Фальк, ученики Вхутемаса и Вхутеина становились личностями, писали свои манифесты, непонятные захватившим власть большевикам...