Бестибай о себе не распространялся. Помогая крепильщикам, он впервые услышал, как садится кровля. Лег на уголь, закрыл голову руками, прощаясь с жизнью. Бригадир хлопнул по плечу: «Заболел? Нет! Тогда кончай отдыхать! Кто за тебя работать будет!» Бестибай поднялся. Ноги как ватные. В голове гудело, топор выскальзывал из рук, словно смазанный салом. Понемногу обтерпелся, но еще долго снилось: вот-вот задавит его земля, и он, обмирая, просыпался в поту, медленно возвращаясь к жизни.
Недаром говорится: решил до края земли добраться — дойдешь. Как ни трудно приходилось старикам, ни один не попросился обратно на поверхность. Сары наблюдал за земляками, когда они приходили в баню и он выдавал им чистую одежду. После резкого разговора в бараке Сары ни к кому не подходил, на вопросы отвечал неохотно, будто чужой. Все же не выдержал: как-то вечером снова зашел в барак, пригласил родичей к себе в гости. Басикару и Бестибая — тоже. «Приходите. Посмотрите, как живу…»
После низкого, полутемного барака квартира начальника шахты показалась хоромами. Отдельный домик из пяти комнат и в каждой чего только нет! Шкафы, зеркала, столы, сундуки, полки, стулья, кровати, тумбочки… И для чего столько добра?
Сары принимал гостей в самой просторной, средней комнате, которую назвал «зало». Познакомил с моложавой тихой женой, невесткой, которая работала в школе учительницей, дочкой Таной и двумя внучатами. На столе, несмотря на трудное время, были свежие лепешки, масло, сахар и даже казы[27]. Только принялись за бесбармак — пришел сын Сары, Бегис. Трудармейцы, наслышавшись в шахте, что «начальник дело знает, но крут», и помня тяжелую руку Сары, которая, как знать, может, передалась сыну-начальнику, — притихли. Но внешне Бегис на Сары похож не был: невысокий, худой, голос тихий, движения робкие. Он больше слушал, чем говорил. Но вопросы задавал толковые: каждого расспросил про здоровье, пишут ли из дома, не нужно ли чем помочь… Старики остались довольны, хотя Бегис побыл за дастарханом недолго: извинился, что снова надо идти на работу, и, простясь, ушел. Старики остались за чаем одни. Сары, наклонившись к Бестибаю, но так, чтобы слышали все, как бы между делом сказал:
— Завтра спускаюсь в забой!
Бестибай с любопытством посмотрел на него:
— Что там потерял? Мы-то издалека ехали…
— Говори прямо: чего мне не хватает? Сын — начальник. Дом есть, токал под боком, дочь…
Сары снова сел на своего конька.
— Не кипятись. И ты бы спросил…
— Проклятая война когда-нибудь закончится. Вы вернетесь на Мангышлак. А я?
Басикара, который весь вечер сидел молча, как воды в рот набрал, — все-таки в гости пришел! — не выдержал:
— Слышите? Сары думает, что, если он под землей не работал, его в родной аул не пустят.
Сары блеснул глазами, но сдержался. Как можно спокойнее пояснил:
— Не в том дело. Попреков не хочу. Тот же Басикара первый закричит: «Мы уголь рубали, а он грязные подштанники тряс».
— И твоя работа нужна, — дипломатично заметил Нурлан-ага.
— Человек и птица летят в те места, где родились, — сказал Бестибай. — Правильно решил, что домой вернешься.
— Караганде не сравниться с нашим Мангышлаком. Закончится работа — ни дня здесь не останусь, — сказал Кангерей, который очень скучал по своей большой семье. — Одна мечта: ступить на родную землю и умереть.
— Посмотрим, согласишься ли помереть в тот день, когда приедешь в Майкудук, — ехидно заметил Басикара. — Даю руку на отсечение — передумаешь… А вот Сары давно пора спуститься в шахту. Не знаю, как другие, — я за это.
— Почему? — раздалось несколько голосов.
Басикара прищурил глаз, обвел комнату, всматриваясь в обстановку:
— Взгляните: какой дом, сколько вещей! А раньше? Жил за спиной Туйебая, барымтачил, да ждал, когда его позовут за байский дастархан. Где справедливость? Нет, хочу видеть, как Сары потеет рядом со мной, бросая уголь. Тогда хоть раз в жизни мы с ним сравняемся. Хотя нет! Вру! И тут он обгонит меня… Вспотеет больше. К лопате-то непривычный.
Все засмеялись. И Сары тоже.
— Видно, этот шайтан не отстанет от меня до самой смерти, — добродушно сказал Сары. — Придется попотеть. Не то засмеют в шахте.
— Давай-давай, — загорелся Басикара. — Приходи пораньше — научу, как лопату держать: брать больше — кидать дальше…
Выходили из дома Сары довольные тем, как он их принял. Но Басикара испортил всем настроение. Не отошли и трех шагов, как начал причитать: «Эх, жизнь… До седин дожил, а ума не нажил. Вон Сары — умный человек. Не зря в байских кибитках по коврам ползал. Дал сыну образование — и теперь сам важнее любого бая. Безмозглый ты, Басикара! Родных детей держал на привязи у кибитки, чтобы и они, как ты, ничего, кроме кизяка, не видели. Как это наши ягнята покинут дом?! Да их волки заедят! А Сары не побоялся. Кто же оказался в дураках?»