Перед отъездом Жалел сделал ей предложение. Она ответила стихами: «Пустыню не поймет озерный серый гусь. Дрофа ж, что там живет, бывая средь озер, тоскует по пустыне…» Он настаивал, добивался ответа. Наконец Гульжамал уклончиво сказала: «Так все неожиданно. Я еще даже маме ничего не говорила. Давай немножко подождем».
Он писал сумасшедшие письма, ревновал, бесился, жил ожиданием. Жизнь в Жетыбае, обсчет запасов, геолого-технические наряды раздражали, казались помехой. При первой возможности он снова улетел в командировку. После разлуки Гульжамал показалась еще красивее, нежнее, ласковее. Предложили место в министерстве. Почти не раздумывая, согласился. Да и что оставалось делать? Ослеп от любви, но хоть это понимал: Гульжамал не бросит Алма-Ату.
Однажды она спросила:
— Мне говорили, что освободилась должность заведующего отделом. Тебя не собираются назначить на это место?
— Что ты… Есть более опытные геологи, а я работаю недавно…
— Разве дело в том, кто работает раньше? Есть же еще и талант.
— Конечно. Но немало ребят способнее меня.
— Ты так считаешь?
— Да.
— Тогда понятно…
Был и еще один разговор. О квартире.
— Неужели ты согласился жить с соседями?
— Гульжамал! Да я и этому рад. У нас своя комната! Представляешь? Своя! К черту подъезды, квартиры подруг, уходящих в кино…
— Чему тут радоваться? Ты молодой специалист. Тебе нужны условия для творческого роста. Поговори с министром.
— Ты что? Местком решил. И за это спасибо. Знаешь, какая очередь на жилье…
— Очередь? Не ты же ее создавал? Почему ты так переживаешь за других? Я бы на твоем месте волновалась…
Она не договорила. Отвернулась. Впервые он видел ее плачущей. Разговор казался случайным. Ничего особенного: главное — они были вместе. «Отдельная квартира? Место завотделом? Какая ерунда!» Точило другое: работа. Она казалась нудной, неинтересной. Перелопачивать то, что сделано другими?! Увольте! Но уйти из министерства, начать в другом месте с нуля — нет! Об этом страшно подумать… Что скажет Гульжамал? Он скрепя сердце отсиживал с восьми до пяти. Старался делать свое дело как можно лучше. Его хвалили, наградили грамотой, премировали бесплатной путевкой в дом отдыха. Но все это казалось неважным…
Хотелось курить. Надо было подняться с раскладушки, взять сигареты в пиджаке, висевшем на спинке стула. Но лень. Сосед притих: видно, сон, беспокоивший его, ушел. Рука с пороховыми разводами спокойно лежала на простыне, но пальцы еще были сжаты.
«Наверное, большая семья… А вот снялся, поехал на новое, необжитое место. Где ни кола ни двора. Где воду привозят в цистернах, и она пахнет железом, бензином, резиной… Чем угодно. Только не живой, настоящей водой».
Он рассказывал ей про Жетыбай, про то, что воду выдают по норме.
— Правда? Пять литров на человека? — удивилась Гульжамал. — Как же там жить?
— Просто… Приходишь в гости, спрашиваешь: «Суыныз бар ма?»[30] — пошутил он.
— И ты хотел, чтобы я ехала в Жетыбай? За романтикой? Спасибо.
Если бы он все знал заранее…
— В отделе кадров мне сказали, что ты увольняешься. Это правда?
— Да.
— И молчал?..
— Разве тебе не все равно?
— Как ты можешь?
— А ты — можешь?
— Зачем ссориться? Мы не должны так расстаться. Нам нужно поговорить. Я приду часов в восемь. Прошу тебя: будь дома.
Она быстро вышла из подъезда, перешла улицу. Через стеклянные двери видно, как шофер предупредительно открыл дверцу и черная «Волга» затерялась в потоке машин.
— Ты не уедешь, не уедешь, — твердила она. — Мы будем встречаться. Что изменилось? Мы же не маленькие. Не ханжи…
— Нет.
Он боялся, что голос выдаст его, и отвечал односложно.
— Если хочешь, — она всхлипнула, — я разведусь… Ну не сразу… Потом…
— Из-за меня? Не надо.
— Чего же ты хочешь?
— Ничего.
Она целовала его так, что кружилась голова. Начать все сызнова? Только не это. И зачем он согласился на встречу?
Жалел бережно отстранил ее.
— Пойми, уже ничего нельзя вернуть. Ты сама говорила: у любви нет завтра.
Гульжамал выбежала из комнаты, простучали по коридору каблучки, хлопнула входная дверь. Жалел поразился собственному спокойствию: ушла — и хорошо, что ушла. Но через час он уже ходил вокруг ее дома. Ходил, пока в окнах не погас свет.
Нет, надо срочно уезжать, пока он еще в состоянии это сделать. Утром Жалел лихорадочно собрал рюкзак, оставил ключ от комнаты соседям и поехал в аэропорт. Ему повезло: рейс Алма-Ата — Гурьев — Форт-Шевченко задерживался, и кто-то из пассажиров сдал билет. Перед самой посадкой Жалел не выдержал, ринулся к телефону. Вдруг бросит все и поедет с ним? Гудок. Еще… Он представил квартиру Салимгирея, в которой однажды был: темная основательная мебель, рояль, укрытый, как гроб, белой попоной, парные китайские вазы с драконами, разинувшими жадные пасти… Еще гудок. Еще… Никого нет дома. В длинном коридоре, где стоит телефон, молчаливые полки с книгами. Дверь в ванную приоткрыта. Виден край розового халатика, что висел в его комнате.