– Тогда почему она ее уволила?
– За то, что та говорила правду. – И Сэм рассказал детективу всю историю со слов тех двух женщин – в точности так, как она была рассказана ему.
– Значит, как я понимаю, это соответствует пункту «Отвратительные родители». А кто такие «Другие отвратительные родители»?
– Ее собственные, я думаю. Или наоборот.
– Стало быть, это и объясняет на редкость безликую похоронную службу. Никогда в жизни не видел ничего столь бездарного. Все эти роскошно одетые люди собрались там и не услышали о ней ни единого доброго слова! По крайней мере, до того момента, когда этот парень возмутился и прямо-таки восстал!
– Восстал, – кивнул Сэм. – Именно так оно и было.
– А ее мамаша и папаша смотрелись так, словно зашли на похороны какого-то чужого им человека.
– Я получил пощечину от одного из них.
У детектива широко распахнулись глаза.
– И что же вы такое сделали? Сказали им, что она вам нравилась?
– Я сообщил ее мамочке, что если она когда-либо возжелает точно выяснить, не приставал ли ее муж к их дочери и не был ли он виновником ее беременности, то у меня имеется результат анализа ДНК, который может это подтвердить или опровергнуть.
– Бог ты мой, доктор!.. Ладно, давайте пройдемся, и вы расскажете мне все подробно.
Они встали и пошли к входу в парк. Детектив снова ткнул пальцем в предсмертный список Присциллы.
– А вы знаете, кто такие Сидни и Аллен?
– Сидни – это ее сестра, которая ненавидела Присс за то, что та истратила три миллиона долларов на благотворительность; а Аллен, я думаю, это бойфренд Присс, который обманывал ее с ее же собственной сестрицей.
– Боже мой, о боже! – высказался детектив. – Какая же все-таки удача, что вы дали ей этот листок бумаги с вашим именем на нем! – Он печально засмеялся. – А что насчет последнего пункта? Кто такой Дастин?
– Не знаю, – ответил Сэм. И солгал.
Когда они прощались, детектив сказал:
– Вы не беспокойтесь. Мы поймаем ее убийцу, это будет нетрудно – камеры наружного наблюдения все зафиксировали.
У Сэма быстро забилось сердце.
Его беспокоила именно эта возможность.
Он спросил, стараясь, чтобы голос звучал ровно:
– Камеры в парке?
– Нет, на улице, напротив ее дома.
Впервые за весь этот день Сэм почувствовал себя совершенно без сил: он уже не нервничал, не беспокоился, он был страшно напуган. Когда врач, прощаясь с детективном, пожал тому руку, то очень надеялся, что ладонь у него не такая потная, как он этого опасался.
В самый последний момент Сэм все же набрался смелости спросить:
– Вы уже видели это?
– Видео? – Коп помотал головой. – Нет, но как я слышал, запись хорошая… Ладно, док, еще увидимся. Вы мне здорово помогли. Спасибо.
Сэм с трудом справился с дыханием, после чего позвонил домой, просто чтобы услышать голос жены. Она была архитектором и работала дома.
– Ну, как твои штучки? – обычной их шуточкой ответила она на его приветствие.
– О’кей. А как вы с Эриком?
У них был десятилетний сын, единственный свет в окошке. Они могли бы его должным образом усыновить, если б повели дело в соответствии с принятыми процедурами. Если б Сэм не подсунул нужные бумаги прямо под нос своей пациентке и тут же не выдернул, едва Присцилла успела их подписать, после чего сунул в машинку для уничтожения бумаг. Никто не должен был даже заподозрить, что ее ребенок – дитя инцеста; Эрик, возможно, узнает потом, что его настоящая мамочка очень его любила, но не могла содержать и воспитывать. А когда придет время и он станет спрашивать о ней, она уже исчезнет, растворится в бюрократических далях. И он никогда не узнает, где она, и она никогда не узнает, где он, и все будут довольны и счастливы.
Присс назвала его Дастин.
И, конечно же, он должен был быть включен в ее предсмертный список.
И, конечно же, она хотела непременно увидеться с ним перед смертью, пусть даже издали. Именно это предсказывала жена Сэма, Кэссити, когда он сообщил ей о диагнозе Присциллы. Кэссити, такая умная и такая чувствительная, тут же расплакалась и заявила, обреченно и отчаянно: «Она обязательно захочет с ним увидеться, Сэм! И это сломает ему всю жизнь!»
И нам тоже, в тот же момент понял Сэм.
Сначала он пытался убедить себя, что ничего такого особенного не случится, поскольку Присцилла не найдет никакой информации, даже если будет пытаться искать; у нее не осталось копий тех бумаг, к тому же она была слишком юна, чтобы о них подумать и потребовать.
Сэм, однако, понимал, что если она вознамерится увидеть сына – а он знал, что она вполне способна на решительные действия, – то непременно явится к нему и потребует ответа на вопрос: где мой ребенок?