Главный недостаток капиталистических олигархов заключался в том, что они не смогли стать аристократами, да и не очень стремились к этому. Да и вообще, если следовать Аристотелю, то он даже и не предполагал, что олигархия вообще может превратиться в аристократию, в то время как аристократия запросто может стать олигархией. И всё же, грань, отличающая элиту аристократическую от элиты олигархической - очень тонка, как и любая грань между оригиналом и копией, и не всегда можно её ощутить. Если аристократия может выродится в олигархию, то олигархами становятся потомки аристократов, то есть те, кто фактически приобрели свой статус по наследству. История знает не мало таких случаев. И всё же сами они аристократами не являются, и больше всего ценят имущественное, а не родовое наследование. В таком случае должно быть ещё какое-то принципиальное отличие олигархии от аристократии. И такое различие есть, и это снова различие в источниках власти. Если элита является аристократией, то фактически она и является источником власти, каждый род, и в особенности глава рода, заседающий, условно, в сенате, есть источник власти. Если сенаторов 150, то и источников власти будет 150. Иначе дело обстоит при олигархии. Здесь уже источник власти отделяется от действующей власти. Он может находиться на небесах или на земле, но всегда будет сверхчувственным. В олигархии, которая напрямую происходит от аристократии, как правило эта аристократия и становится источником власти. То есть потомки делают своих предков источником власти, и тем самым ставят во главу закона не свои заслуги, а заслуги своих предков. Если потомки из элиты не соперничают со своими предками и не пытаются их превзойти в своих достижениях, значит, сами они уже аристократами не являются и превращаются в обыкновенных олигархов. И такое превращение уже есть само по себе шаг от непосредственно частной собственности к частной собственности юридических лиц, которая является подделкой частной собственности. И если под частной собственностью понимать второе, а не первое, то здесь можно согласится с Марксом, что такая частная собственность должна быть упразднена. А имел ли в виду Маркс какую-то другую частную собственность, когда говорил о буржуазии как классе? Ведь он совершенно однозначно утверждал, что у рабочего класса нет частной собственности. Утверждение, которое загоняло в тупик самые лучшие советские умы, в результате чего они были вынужден ввести и даже закрепить в Конституции понятие личной собственности, которая, оказывается, у рабочих в буржуазных странах есть. Но эта личная собственность советской Конституции - это как раз и есть частная собственность физических лиц, а Маркс, утверждая, что пролетариат лишён частной собственности, всегда имел в виду частную собственность юридических лиц, которой до появления профсоюзов действительно у рабочих не было. Но лишь потому, что и сам пролетариат не был юридическим лицом до появления профсоюзов, и стал осознавать себя как класс, то есть как юридическое лицо как раз в результате деятельности левых движений.
Итак, во все времена именно близкие родственные связи как внутри рода, так и между могущественными родами обеспечивали непосредственность управления. То есть родство было в политическом смысле альтернативной бюрократии ещё задолго до появления таковой. И если сегодня мы хотим избавиться от бюрократизма и вернуть непосредственность управления, то единственный путь к этому - это новая родовая аристократия. Конечно, это может звучать как дикость. Ведь родовая община современному человеку кажется чем-то диким и даже первобытным, чем-то безнадёжно устаревшим. И в какой-то степени это так. Все формы родовой общины, которые существовали прежде, безнадёжно устарели. И, тем не менее, это не значит, что невозможно изобрести новых форм родовой общины. В конце концов, здесь так же возможно развитие, и родовая община в древнем Востоке является куда более примитивной, чем аналогичная родовая община в греко-римской ойкумене. Если говорить о древнем Востоке, то здесь родственные связи всегда означали кровно-родственные связи. Правда, и здесь не всегда можно было доказать или опровергнуть родство, потому что не было христианской моногамной семьи. Так что всё равно важным фактором было воспитание. Но воспитанием занимались преимущественно родители и близкие родственники, общество здесь до определённого исторического момента, ознаменовавшего конец восточной непосредственности, в воспитании личности столь большой роли не играло. Поэтому на Востоке всегда правят деспоты и сатрапы - те, кого греки однозначно нарекают тиранами. По сути, на Востоке в древности только один аристократический род обладает наследственной высшей властью, другие роды всегда будут ниже его. И это лишь потому, что считалось, что невозможно взять на воспитание человека из другого, пусть и знатного рода, и привить ему все ценности своего рода. Возможно, на Востоке это действительно было невозможным, но стало возможным в Элладе, с изобретением полиса.
В древнегреческом и древнеримском воспитании уже важную роль начинает играть наставничество, близкие отношения между людьми из разных, хоть и близких по знатности родов, которые при этом не являются родственниками друг друга. И такие отношения не есть дружба, они есть именно любовь, но любовь не половая, а платоническая. Правда, порой она превращалась и в половую, но это уже были так же элементы культа Карго. В Риме человека, который берёт на себя наставничество, называли патроном, а тот, кого он наставляет, именовали клиентом. Важно то, что клиентом может стать человек совсем из другого племени, нежели римляне, быть темнокожим провинциалом, и, тем не менее, если он был представителем знати или просто достойным человеком, он мог рассчитывать на патронаж знатного человека из великих римских фамилий. И такие отношения патронажа, если верить Плутарху, присутствовали в Риме с самого момента его основания. В частности, Плутарх полагал, что изначально патриции были патронами, а плебеи их клиентами, то есть отношения между патрицием и плебеями были исключительно личными, а не как стало позже - официальными. Отношения между патроном и клиентом носили и экономический характер: первый взымал ренту со второго, второй получал правовую защиту патрона. И всё же это были именно личные родовые отношения, которые при этом уже не подразумевали прямого кровного родства. Косвенно род патрона и род клиента могли породниться через своих детей. Так же патрон мог усыновить клиента и тем самым сделать наследником своего статуса, как, сделал, например, даже император Клавдий, объявив Нерона своим наследником. Подобная система родственных связей огромной гибкой сетью раскинулась над всеми римскими землями, она позволяла интегрировать в свой состав новые земли, очень быстро устанавливать на новых территориях римские порядки, породнившись с местной знатью, контролировать и удерживать в руках пары сотен аристократических семей огромную империю. И это при отсутствии развитой бюрократии. Магистратура, как управленческая структура в городах так же была основана на родственных отношениях, которые так же очень рано перестали быть только кровными.
Итак, родовая община уже в эпоху Античности является далеко не примитивной. Греки и римляне очень рано поняли, что лучший способ подчинить своей власти какой-то народ - это породниться с ним, и очень рано придумали способы, как это можно сделать быстрее и масштабнее, чем это делали кто-либо до них. Технология полисов в такой родовой инициации играла наиважнейшую роль, именно полис позволял использовать и реализовать новые способы родства. Важно, что родственники, даже если они находятся в разных концах Вселенной, чтобы оставаться родными, должны поддерживать именно личные отношения. Сама власть и единство империи были основаны на таких личных отношениях. То есть здесь как раз возникает нужда в развитых технологиях общения, которые позволили бы общаться непосредственно, невзирая на огромные расстояния. И развитие подобных технологий общения неизбежно приведёт к тому, что люди изобретут новые способы родственных связей, в которых кровь будет играть ещё меньше роли, чем играла в Античности. Появление сети Интернет и квантовых компьютеров как раз позволяет нам сделать существенный шаг к непосредственности. Реализовать такие системы управления, как ни странно, уже пытались коммунисты, но поскольку пытались сделать непосредственность всеобщей, то их попытки не увенчались успехом в долгосрочной перспективе. В первую очередь здесь следует упомянуть эксперимент Бира с системой "Киберсин" в Чили. Даже успехи этой системы в краткосрочной перспективе говорят нам, что подобная компьютерно-плановая, а не командная экономика позволит нам организовать в экономике непосредственность управления. Если использовать систему Киберсин не в целях эгалитарных, а, напротив, в целях элитарных, то мы удивительным образом сможем впервые за две тысячи лет создать настоящую аристократию. Аристократию, которая будет ценить статус выше имущества и денег. Ведь если товарно-денежные отношения в экономике отойдут на второй план, а само распределение и планирование будут осуществлять компьютеры, то страсть к наживе среди правящих элит естественным образом уступит другой, более возвышенной и великой страсти - воли к власти. Ликург, помнится, в своё время, чтобы уравнять между собой спартанских аристократов и, как следствие, обеспечить долговечность самой Спарты, отменяет золотые и прочие монеты, кроме железных. Таким образом, безудержная воля к наживе у спартанцев стала в буквальном смысле делом слишком обременительным, и от неё пришлось отказаться. Электронное планирование экономики в определённых руках может стать мощным орудием власти, обеспечивающим чем-то большим, чем богатством, а именно долговечностью, стабильностью. Только такая власть будет обладать способностью обещать, в то время как олигархия всегда способна работать на краткосрочную перспективу и не способна создать нечто долговечное, что способно пережить одно поколение. А ведь что такое есть творчество, как не создание чего-то большего и более долговечного, чем есть личность творца? Таким образом, подобная аристократическая власть становится именно властью творческих людей, то есть той самой диктатурой гениев и талантов. Такое общественное устройство не выгодно только одной категории населения - бездарям, напрочь лишённым таланта, но и они могут быть удовлетворены тем, что будут служить орудиями для творчества.