И. С. Вдовина
Персоналистская и общностная революция
Mourner Ε. Révolution personnaliste et communautaire. Paris, 1935.
На русском языке публикуется впервые. Перевод В. М. Володина
Предисловие. В защиту детства одного века
Мне хотелось бы, чтобы дружески настроенные к нам читатели не отделяли нижеследующие строки от движения, символизируемого журналом «Эспри», которое вызвало их к жизни и продолжает публиковать свои идеи изо дня в день в течение трех лет. Я сам не смогу отделить то, что эти публикации дали движению, от того, что они от него получили. Стоящая под этими работами подпись отдельного автора почти ни о чем не говорит, ибо определенная часть моего поколения разделяет высказанные здесь позиции.
Считается, что у нашего поколения нет властителей умов. Так ли уж это плохо? Да, мы не получили должного образования, следовательно, мы не станем мудрецами, а наше время не будет классическим. Мы останемся людьми начинающими, несостоявшимися. Мы сделаем множество ошибок и ложных ходов. Лет через сто история предстанет логически ясной и простой и поколения, которые сумеют разрешить наши проблемы (смогут ли они разрешить собственные проблемы — это совсем другое дело), будут смотреть на нас свысока. Но, упиваясь своими успехами, они не смогут познать нашей радости — откровенной и легкой, идущей от осознания того, что мы — дети своего века, знающие, что сами не сможем пожинать плоды начатого нами дела, ни даже завершить его, а в том, что мы создадим собственными руками, нам не удастся найти ни умиротворения, ни спасения.
Эта книга списана с нас самих. Она создавалась по мере того, как мы вели поиски, и отражает нашу слабость, неуверенность, неумение быть логически последовательными и теоретически гибкими одновременно, а может быть, и противоречия, обусловленные нашим переходным возрастом. Даты, стоящие в конце каждой главы, показывают, что книгу эту следует принимать скорее как историю, имеющую продолжение, чем итоговый результат[17]. Мы говорим об этом не для самооправдания и не из ложной скромности; нами движет обостренное чувство существующего положения дел и понимание непомерности поставленной задачи. Теоретики, независимо от того, занимаются ли они преподавательской деятельностью или критическим анализом, не должны забывать об этом: всякая деятельность, которая сегодня не допускала бы критики, как никогда ранее, оказалась бы лживой. Мы чувствуем, что нам необходимо соблюдать сдержанность даже в отношении тех принципов, в которых мы более всего уверены. Именно со святым красноречием нам предстоит бороться, с самой его сутью. В таком вот положении мы находимся: мы начинаем свой путь в возрасте двадцати — тридцати лет, то есть тогда, когда еще нужно учиться жизни, прежде чем заявить о себе и приступить к действию. В этом наша слабость, но, быть может, это и единственный наш шанс.
Я произношу защитительную речь не в пользу нашей молодости, а молодости как таковой, не имеющей определенного возраста, той молодости, что, побеждая губительную силу привычки, достигается постепенно, с годами. Именно она определяет цену другой молодости и так или иначе объясняет свое порой насильственное вторжение в умиротворенные ряды взрослых людей.
Молодость есть молодость. Пристрастная, резкая, изобретательная, мятежная — так ее порой характеризуют, говоря о специфических чертах. Я совсем не хочу сказать, что подобные горькие добродетели являются последним словом духовности. Но если бы они не шли в атаку против оборонительных сооружений, возведенных зрелым возрастом, то что сталось бы с молодостью? Мы находимся в таком возрасте, когда еще может родиться порыв, способный преодолеть сдержанность и мудрость тридцатилетних, усталость сорокалетних, сонливость пятидесятилетних. Если в этом возрасте формирующийся человек не отрицает все и вся и если не возмущается, если занят только тем, что делает критические замечания и сверх меры заботится о гармонии интеллекта, не выстрадав до глубины души тяготы мира, значит, он, бедняга, несмотря на все прекраснодушие, уже чувствует приближение смерти.
Разумеется, в его откровениях и его протесте есть доля романтики: не должен же он видеть вокруг себя одни лишь гримасы. Когда вы смотрите на лицо страдающей женщины, разве оно кажется вам жалким и безобразным? Почему надо видеть только кичливость, если в вас живет желание рассмотреть то, что скрывается за внешностью и что приводит вас в замешательство? И правда, и ложь одинаково могут строить гримасы, а вы должны суметь разобраться в них. И не считайте зазорным, если ваше излишнее рвение придет в противоречие с хорошими манерами.