— Смотрите, кот говорит!
— Не может быть, так не бывает, это фокус какой-то!
— Да нет, это карлик в чью-то шкуру залез и разговаривает!
Бред. Никто не будет слышать смысла в моих словах, все будут глазеть на такую диковинку.
— Ресей, а у вас существуют театры?
— Конечно, а как без них?
— А суфлеры у вас есть?
— А это кто такие? Не слышал ничего о «суфлерах».
— Услышишь и увидишь, — заверил я, — печатай листовки о том, что в воскресенье состоится митинг в поддержку независимых кандидатов от партии «Светлое Будущее». Заодно и о нашей партии расскажем. Воскресенье же у вас выходной день? Народу заняться нечем? Вот и придут все на митинг.
— А КОСовцы нам не помешают? — осторожно спросил Ресей. — Я сам не боюсь ареста, а вот Ролана, Эрпа… — он не закончил мысль.
— Не волнуйся, Раскун нас поддержит во всех начинаниях, — успокоил я.
— Ты, конечно, вчера нам все рассказал, но до сих пор поверить не могу, что тебе удалось запудрить ему мозги, — продолжал сомневаться Ресей. — Комиссар у нас в области известен как хитрая и подозрительная сволочь, рано или поздно заподозрит тебя в двойной игре.
— Ключевое слово «поздно», — торжествующе ответил я.
— А что нам это дает?
— Да что вы все такие недоверчивые, сказал же вам — все будет хорошо.
Кто бы еще меня самого убедил, что все будет хорошо…
Ресей бодрым шагом отправился выполнять мои поручения, а я спустился к Ролане на кухню. Девушка меланхолично чистила ножом какой-то овощ, похожий на синюю картошку.
— Молодец Ресей, схватывает все на лету! — похвалил я юношу.
— Ага, — печально согласилась девушка.
— Ролана, а что у нас обед, а то я что-то проголодался?
— Жаркое из урканчиков.
— Его необходимо готовить медленно и печально? — пошутил я, — это какой-то местный обряд такой? Чего такая грустная?
— Да так, — неохотно ответила она.
Я нацедил себе пива из огромной деревянной бочки и взгромоздился на саму бочку, чтобы мои глаза оказались вровень с глазами девушки.
— Ролана, рассказывай, что случилось.
Она вздохнула и заплакала.
Горько заплакала, навзрыд. Пришлось отставить пиво, перелезть на стол и гладить ее лапой по вздрагивающему плечу.
— Со стола слезь, куда с грязными лапами и шерстью на кухонный стол, — сквозь слезы прошипела Ролана.
Женщина всегда остается женщиной. Мужик бы проигнорировал, ему достаточно, что его утешают.
Я послушно слез со стола и приготовился слушать. Догадываюсь, о чем пойдет речь, но вдруг она меня удивит.
— Понимаешь, Ресей… — девушка замолчала, и слезы потекли с новой силой.
Нет. Не удивила. А что там сделал или, наоборот, не сделал наш главный кандидат на выборах?
— Понимаешь, мы с ним такие разные, — Хлюп, швырк. — Богатый наследник древнего рода, владелец…
— Заводов, газет, пароходов, — продолжил я за нее.
— Каких пароходов? — округлила глаза Ролан, шмыгнув носом, — как можно ходить по пару?
— Проехали, извини, что перебил, продолжай.
— Так вот, мне с ним хорошо, такой веселый, умный, внимательный, отзывчивый…
— Стоп, я все понял. Он хороший. Проблема в чем? Наследник древнего рода тебя не любит? — если ее не остановить, то до вечера можно слушать, какой замечательный Ресей.
— Он говорил, что любит, замуж предлагал.
—Так. Значит, ты его не любишь?
— Ты что! Я сильно люблю, — возмутилась Ролана.
Теперь на меня смотрела рассерженная девушка. Слезы испарились на прекрасном личике, глаза горели гневом.
— С чего ты решил, что я не люблю? — наседала влюбленная революционерка.
— Да бог с тобой, только спросил, ты же не говоришь, в чем причина твоих слез, — я забился в угол между бочкой и столом.