- Ну все, приехали, - объявил поэт-песенник, - а вы мне так и не сказали, как относитесь к поэзии.
Я заметила тень, мелькнувшую в окне первого этажа, - это Нинон, услышавшая шум мотора, приникла к стеклу, - и выпалила:
- Все зависит от поэзии. Хотя даже самая лучшая, на мой, конечно, абсолютно субъективный взгляд, напоминает секс по телефону.
- Это как? - Широкорядов был откровенно заинтригован.
- Очень просто. Мне кажется, что поэты - это люди, которые предпочитают описывать чувства, а вовсе не испытывать их.
- Интересное мнение, - почему-то серьезно отозвался Широкорядов.
Я вышла и торопливо пошла к дому. И только на ступеньках террасы меня осенило: не примет ли Широкорядов такую мою сентенцию за намек?
Глава 20
- Ну где ты пропадала? - набросилась на меня Нинон, едва я переступила порог. - И кто тебя привез?
Прежде всего я рухнула на диван и расслабилась, сложив руки на груди и вытянув ноги.
- 0-ох... - выдохнула я, сбросила туфли и пошевелила пальцами.
- Да что с тобой стряслось? - Нинон пристально глянула на меня из-под очков.
- Электричка... Электричка застряла в Плещееве: авария какая-то впереди произошла. В общем, я там три часа проторчала и, наверное, заночевала бы прямо на рельсах, если бы не поэт-песенник...
- Значит, это Широкорядов тебя подвез? А я уж думала, что такое случилось? Уже два часа места себе не нахожу. То в окна выглядываю, то к калитке бегаю... Мысли всякие в голову лезут насчет маньяка... Хотела идти встречать тебя, да тоже боязно как-то... Если бы хоть Остроглазов был, я бы его попросила подвезти меня до платформы, но его, как на грех, нету. Видно, решил в Москве заночевать, - щедро делилась со мной своими переживаниями Нинон. - Я даже знаешь что в конце концов удумала? Пошла к этому нелюдимому типу Овчарову с недостроенной дачи - он сегодня здесь, - говорю: куда-то моя подружка пропала, не подбросите ли до платформы, а то мне самой идти через перелесок страшно. А он буркнул, мол, машина не на ходу, и дверь захлопнул прямо перед носом...
- "А сердитый зверь опоссум дверь захлопнул перед носом..." - Я сладко потянулась. Приятно все-таки очутиться на уютном мягком диване после трехчасовых мыканий в полной неизвестности.
- Опоссум? - не поняла Нинон. - Какой еще опоссум?
- Детский стишок есть такой, - беззаботно отозвалась я и вспомнила свой двусмысленный разговор с поэтом-песенником. Ну и бог с ним!
- Опоссум? - Похоже, Нинон относилась к поэзии серьезнее меня. - И как он выглядит, этот опоссум?
Я задумалась:
- Честно говоря, я точно не знаю. По-моему, у него такая жесткая торчащая шерсть...
- Тогда похож, - серьезно сказала Нинон. - Ты видела, какие у него брови? Просто непроходимые заросли! Если кто и похож на маньяка, то именно он!
Я не разделяла мнения своей подруги:
- По-твоему, преступника можно вычислить по внешности? Ты что, детективы не читала? Там всегда убийцей оказывается тот, на кого в жизни не подумаешь. А иначе все было бы ясно на первой же странице.
- Стану я читать эту лабуду, - презрительно бросила Нинон, - полистала тут как-то пару образчиков от нечего делать, ну я тебе скажу... Героиня непременно хороша, как утренняя звезда на небосклоне, умудряется совершенно одновременно быть секс-бомбой и исповедовать строгие нравственные принципы, стреляет по-македонски и в одиночку борется с мафией. Разумеется, в конце концов, перебив десятка полтора профессиональных киллеров, она остается с чемоданом долларов и с красивым мускулистым мужиком. И при этом, чем все дело кончится, ясно если не с первой страницы, то по крайней мере с двадцать первой...
- Ну и что, - усмехнулась я, совершенно разомлевшая в тишине и уюте, главное - народу нравится.
- Ну не знаю... Есть хочешь? - И Нинон подкатила к дивану сервировочный столик, на котором стояли накрытые салфеткой блюдо с бутербродами, заварной чайник и две чашки тончайшего фарфора.
Только теперь я почувствовала, что здорово проголодалась. И опять с опозданием сообразила, что ничего не привезла с собой из города, а еще призадумалась, каким образом Нинон восполняет запасы провианта, если безвылазно сидит на даче.
- А! - беспечно отмахнулась Нинон. - Меня Сеня снабжает. Конечно, чуть-чуть подороже выходит, но зато никаких забот.
- Снабжает - это как? Домой, что ли, привозит? - допытывалась я, придвигая к себе поближе бутерброды с тем, чтобы вплотную ими заняться.
- Ага! - подтвердила Нинон, разливая чай по чашкам. - Один раз в неделю. Он ведь все равно ездит на оптовый рынок за товаром, вот я и заказываю, что мне нужно. Этот Сеня, кстати говоря, неплохой парень и неглупый. Учился в институте, потом по глупости ввязался в какую-то пьяную драку, за что и получил на полную катушку - два года общего режима. Между прочим, один за всех, остальные условными сроками отделались: за кого родители взятку заплатили, у других заступники нашлись. А за Сеню словечко замолвить некому было, вот и загремел. Из института, разумеется, отчислили, а чтобы восстановиться, деньги нужны, теперь же на бесплатное отделение не попадешь. Вот он и зарабатывает на учебу в своем ларьке.
- Да, - философски заметила я, мысленно сосредоточившись на внешнем и внутреннем содержании ларечника Сени, - что ни человек, то судьба. А на вид обычный сникерсник.
Я еще работала челюстями, когда Нинон испортила мое умиротворенное настроение - выдала мне пилюлю, от которой меня чуть не перекривило:
- Да, чуть не забыла! Часов в шесть вечера здесь опять наш горячо любимый "особо важный" появлялся. Сначала к Остроглазову лыжи навострил, там, само собой, никого, тогда он ко мне. Где, спрашивает, ваш сосед. Я говорю, отбыл в столицу нашей родины город-герой Москву. Однако этим он не ограничился и стал тобою интересоваться. Что-то, мол, подружки вашей не видно. А я ему подробнейшим образом отвечаю, что подружка моя тоже уехала в Москву все с тем же Остроглазовым - устраиваться на работу. А он как-то так заудивлялся, с чего, совершенно непонятно.
- Нинон, ты опять за свое? - обиженно сказала я, мысленно призывая на голову своего бывшего возлюбленного все возможные кары.
- А что я? Я же просто повествую, как дело было, - заерзала на стуле Нинон. - Лучше расскажи, что там у тебя с работой, все нормально?
- Да вроде бы... - пожала я плечами. - Совместная фирма, "Омега" называется, в приемной фифа сидит - прямо с обложки, начальничек тоже представительный, в костюмчике за тыщу баксов...
- Так, - согласно кивнула Нинон, на которую фирма "Омега", видимо, произвела положительное впечатление уже заочно. - А делать-то что будешь?
Я открыла рот: а ведь главного-то я и не спросила!
***
...Меня положили в длинный прямоугольный ящик, потом накрыли крышкой и стали медленно опускать в глубокую яму, из которой тянуло сыростью. Раскачиваясь, ящик опускался все ниже и ниже и наконец достиг дна. Мне стало страшно, я захотела вырваться, но какая-то странная дрема сковала меня. А еще через минуту в крышку ударили тяжелые комья земли...
- Выпустите, выпустите меня отсюда! - закричала я и проснулась в испарине.
Я лежала не в ящике, а на софе, а вот удары продолжались.
- Что? Кто там? - завопила за стеной Ниной.
Я как была в короткой сорочке на голое тело, так и выскочила на лестницу. Там уже протирала глаза Нинон, недовольно бормоча:
- Черт... Без очков ничего не вижу. Какой идиот там ломится в такую рань?
В такую рань? Я взглянула на настенные часы, которые показывали без четверти шесть. Надо полагать, утра.
- Эй, девки, вы живые? - загремел мощный бас с террасы.
- Анискин, - узнала Нинон обладателя баса. - Что там у них опять?
- Эй, есть кто-нибудь? - снова раздалось снизу.
И Нинон, тихо чертыхаясь и запахиваясь в халат, пошла к двери открывать.
- Ну слава богу, живые, - обрадовался возникший в дверном проеме участковый.