Первые два экзамена, самых ёмких и сложных, они сдали в один день и теперь спускались по лестнице к такси. Институт оставался позади, задачи, работы, напряжение. Но только она обрадовалась этой мысли, как навстречу им проследовали четыре спешащие и немного шумные девушки. Издали она их не узнала. Много ли знакомых можно узнать под шапками и прочими атрибутами прохладного сезона! И Маша была среди них. Они поравнялись и стали уже удаляться, когда до Вики донеслись обрывки фраз.
- А ты?
- А я — это я. Пусть подавится своим «ботаником».
И ей стало внутри не по себе, как от желудочного спазма. Может быть Миша не услышал? Хоть бы не услышал! И они уже пришли на парковку. Их ждало такси.
Миша не сказал адреса, но разве теперь это могло её обеспокоить? Они довольно долго кружили по городу и остановились у не совсем обычного, видимо, обитаемого здания. Не современного, но вроде и не старого. Фасад не пестрил вывесками. Они все были на другой стороне улицы. Вика окинула сторону дороги с вывесками, гадая, что могло им тут понадобиться, но Миша вышел и предложил ей руку, а потом отпустил такси.
- Мы здесь погуляем?
- Я здесь решусь пригласить тебя в гости. Я уже неприлично много раз был у тебя, каюсь, но и к себе раньше предложить не смел. Это трудно объяснить, это тонко, но весомо, кажется. Я не повлиял ненароком на твою репутацию?
Вика рассмеялась в шарф и помотала головой в знак отрицания.
- А теперь могу я попросить исправить мою репутацию?
Вике стало совсем весело.
- Сколько же времени «одинокий идальго» вёл такой затворнический образ жизни, что о нём могли пойти порочащие слухи?
- Не много. И здесь я не очень часто живу.
Вика немного растерялась и замедлила шаг, но надёжный, как она себя уверила, спутник — что ещё нужно, чтобы смело шагать навстречу неизвестности.
- Сейчас прокачу тебя на чем-то необычном.
Она «проглотила» и это.
В необычном подъезде они оказались перед необычным лифтом. Такие она видела только в кино. В третьем этаже дошли до квартиры на неё пахнуло из двери почти музейным. То была смесь слабого аромата старого дерева, паркета, ткани, свечей.
Любопытство росло с каждым шагом. Ряд дверей в смежные комнаты был закрыт, но они шли на свет от большого окна. Она никогда не видела таких широких подоконников и таких рам, между которыми можно было разместить хоть вольер с енотами. Это было то, что она успела заметить, подходя к открытой двери. Длинные шторы были почти отодвинуты, и проникающий свет с молчаливым гостеприимством предлагал ознакомиться с комнатой. Длинные шторы? Да. Она обновила определение «длинные шторы» до 4.5 или даже 5 метров и, чтобы не закружиться, опустила взгляд с потолка и люстры на нижний ярус. Люстра не собиралась удивлять ничем, кроме того, что она парила в воздухе на своём подвесе. А не теснилась к потолку. В остальном, ей казалось, что она попала во времена тургеневских персонажей. В обстановке не было онегинского щегольства, или троекуровской обильности, но был неуловимый дух времени, словно согнанная новостройками история нашла здесь приют и тихо скрывалась от хозяев и их посетителей.
Не вся обстановка была с оттенком времени. С полок там и тут выглядывали корешки современных изданий, вкрапления неприметной электронной техники, которая скромно светила одним крошечным светодиодом, скрывая даже своё предназначение. А может эти устройства тоже скрывались тут от их родственников, светящихся целыми встроенными новогодними гирляндами с витрин Эльдорадо. В тени штор, по углам, на полу стояли колонки от невидимой аудиотехники, размером со стиральную машину каждая. Вдоль окна притаилось под черной крышкой цифровое пианино.
- Желаете самовар, или, скажем так, более обычный кофе?
- Кофе. Но не крепкий. А то у меня голова совсем закружится.
- Пойдём на кухню вместе, или отдохнёшь?
- А ты играешь? - спросила она, кивая на пианино.
- Немного играю. Только из-за разницы ощущений. В одно время ты между наушниками и плеером, а в другое между нотами и клавишами. - улыбнулся он и подошел к окну.
Крышка заняла вертикальное положение, а Миша бегло стал нажимать четыре ноты, потом добавил левую руку с басовой партией. Потом прервался. Протянул руку за штору и к нему придвинулся микрофон. Он чем-то щелкнул под пианино, и звуки обрели объёмную мягкость. Теперь звук был сродни концертному или студийному.