— Спасибо, я ничего не хочу. Ты уверен, что это нормально — нам прийти сюда?
— Все, что Сэм может сделать, — это уволить меня, а мне бы хотелось этого. — Он бросил свое пальто на маленький диван и сел за пианино. — Когда об этом подумаешь, понимаешь, как удивительно — писать песни, — сказал он, перебирая аккорды. — Правильная комбинация нескольких нот, удачное сочетание нескольких слов, все вместе длится не более чем одну-две минуты, и человек, написавший ее, в результате становится вдруг владельцем крупной фирмы или нефтяной скважины. Это как соревнование, конкурс. Написал удачный куплет — и выиграл Гран-при. Ну, ладно, малыш, вот удачный куплет 1936 года: Ноэль Эрман, «Старое лицо луны».
Марджори чувствовала, как мороз пробежал у нее по коже, когда он пел. Идея песни была построена на образе луны, каждую ночь взирающей, как старый одинокий холостяк бродил по улицам и всматривался в лица влюбленных, потом следовал за ними до самых квартир и смотрел на них через окна спален, завидуя им, завидуя их счастью. Лирическое настроение, которым была пронизана песня, приходит с самым последним тактом, с последним штрихом — обручальным кольцом девушки, сверкающим при лунном свете, когда она задергивает штору, чтобы не светило в глаза одинокое старое лицо луны.
Она бросилась Ноэлю на шею:
— О Боже, это — хит!
— Я знаю это, — сказал Ноэль. — Я собираюсь поторговаться насчет виллы на Ривьере. В мелодии действительно что-то есть, не правда ли?
Он снова начал играть. Дверь, ведущая во внешний офис, открылась, и вошел Сэм Ротмор, точно такой, каким Марджори представляла его, вплоть до сигары в руках. На нем была деловая элегантная одежда темных тонов, его розовые морщинистые руки были тщательно ухоженны, и в осанке, манере держать себя был какой-то налет величия, несмотря на сутулость, а может быть, наоборот, благодаря ей.
— Что это за музицирование? — сказал он гортанным голосом, который так хорошо пародировал Ноэль.
Ноэль вскочил.
— Сэм, конверт доставлен. Секретарь члена законодательного собрания Мортон был…
Ротмор кивнул:
— Я говорил с Мортоном по телефону час назад. Спасибо. — Он посмотрел на Марджори. — Здравствуйте. Моя фамилия — Ротмор. А вы Марджори Моргенштерн и вы — подруга этого мошенника.
— Я надеюсь, что не помешала…
— Ничуть. Вы как глоток свежего воздуха на старом душном заводе. Хорошо, как вам понравился полет на самолете?
— Это изумительно. Мне прямо не хотелось выходить, хотелось остаться и летать все время.
С иронией он взглянул на Ноэля, потом снова на нее, и она заметила огромные синие тени под его глазами.
— Ну что ж, продолжай, Ноэль, закончи то, что ты играл.
— Это новая песня, которую он только что написал, — сказала Марджори. — Мне кажется, она замечательна.
— О, ты написал новую песню? Интересно. Ты в последнее время читал какие-нибудь материалы о кино?
Как-то странно, с испуганным и в то же время высокомерным видом Ноэль сказал:
— Сэм, прежде чем уехать, я сдал три отчета. Они у вашего секретаря. Там я высказал вам…
— Я читал твои отчеты.
— Ну и как, там все нормально?
— Давай послушаем твою песню. — Он тяжело опустился в кресло и взглянул на Ноэля: — Ну, играй.
— Вам на самом деле интересно? — Ноэль неуклюже мялся, стоя у стула перед пианино.
— Я хочу знать все о способностях и талантах моих работников. Начинай. Как называется песня?
Ноэль сказал ему. Ротмор медленно кивнул, облокотившись на кресло. Ноэль играл, а его патрон сидел, держа сигару, опустив веки и уставившись в стену. Он дышал ртом часто и прерывисто. Прошло несколько минут после того, как песня закончилась, прежде чем он сказал:
— Ну что ж, нормально.
— Я думаю, что это будет хит. Чертовски удачный хит! — заявил Ноэль.
— Я тоже так думаю, — поддержала Марджори.
Ротмор вздохнул:
— Что заставило тебя снова начать писать песни? Или ты недостаточно загружен по работе?
— Сэм, эта вещь буквально родилась у меня в голове, и я тут же ее записал. В пять часов утра, если вы хотите знать. В мое личное время.
Ротмор взглянул на часы.
— Я думаю выпить виски с содовой. Обычно в дневное время меня клонит в сон после этого, но сегодня я выпил слишком много кофе за ленчем. — Он стал подниматься, но Ноэль уже бросился к бару.
— Я достану, Сэм.
Ротмор опять опустился в кресло и сказал:
— Налей всем. — Он повернулся к Марджори. — Видите? Вот что мы сами себе делаем. Мы продолжаем натягивать, как струны, нервы табаком и кофе и потом расшатываем их алкоголем. Мы делаем это в течение всей нашей жизни. А потом виним Бога, когда умираем молодыми.