— Ладно, он для меня только приятный собеседник. И еще мне нравится его чувство юмора.
— Чувство юмора? Милая, да об одном ли человеке мы говорим? За те три недели, что мы провели вместе, Майк не сказал ничего смешного — всегда нервный, злой, как собака… Более того, я никогда не видел, чтобы он обратил внимание на девушку. Уверен, что у него по этой части не все в порядке.
— Ну, здесь ты совершенно не прав.
— Очевидно. — Он посмотрел на нее. — Ты знаешь, чем он занимается, не правда ли?
— Чем-то торгует, полагаю.
— Нет, он покупает. Покупает наркотики. Он живет только на то, что зарабатывает, торгуя с немцами, а теперь этот идиот еще умудрился разозлить их.
— Ноэль, если ты ничего не имеешь против, давай перестанем говорить о Майке Идене.
— Конечно. Хотя каждая девушка, которой он нравится, должна знать о нем много таких вещей… не очень приятных вещей, должен сказать… но, поскольку ты…
— Если ты хочешь сказать, что он употребляет наркотики, то я это знаю.
После долгого молчания Ноэль произнес:
— Ты изменилась, Мардж. И очень здорово.
— Пожалуй, да. Хотя я сама этого и не чувствую. Мне кажется, я двигаюсь к пониманию этого, Ноэль. Сыграй, дорогой, сыграй какую-нибудь из твоих старых песен.
Он заиграл.
22. Вальс "Южный ветер": реприза
Лето прошло.
Настала наша последняя ночь,
Слышишь? Это вальс «Южного ветра».
Перед тем, как расстаться,
Наши влюбленные сердца
Соединятся в вальсе «Южного ветра».
Время властно изменить нас, разлучить нас…
Включенная внезапно люстра залила комнату светом, подобно беззвучному взрыву. К этому моменту Ноэль уже играл минут пятнадцать или больше. Марджори, расслабившаяся и довольная, подпевала ему. Никто из них не слышал, как открылась дверь. На мгновение они застыли, плечо к плечу, сидя рядом на рояльном стульчике, в свете сразу же поблекших свечей. Но уже в следующее мгновение они вскочили, ослепленные и ошеломленные неимоверно ярким светом люстры.
У двери стояла Герда Оберман, все еще держа одну руку на выключателе. Рядом с ней стоял полный низенький человек в мятом сером костюме, больше похожий на подростка, но с одутловатым, оплывшим бледным лицом.
— Послушай, Ноэль, это что за явление?
Она подошла к свечам, погасила их одним уверенным движением смоченных слюной пальцев, потом взглянула на крышку пианино и сердито поскребла маленькую каплю застывшего парафина, бросив Ноэлю что-то по-французски. За ее спиной он подмигнул Марджори. Когда Герда на мгновение замолчала, чтобы набрать в грудь воздуха для нового залпа, он коснулся ее плеча, что-то сказав. Она взглянула на него, и он на английском представил ее Марджори.
— Здравствуйте, — сказала Герда.
Внезапно сменив гнев на милость, она пожала руку Марджори, на ее полном лице просияла любезная улыбка. Волосы, заплетенные в косы, венцом лежали на ее голове, на лице выделялись мощные квадратные челюсти. Из-под черного подбитого мехом пальто виднелось сбившееся светло-зеленое шелковое платье.
— Может быть, вы говорите по-французски? А то я говорю по-английски ужасно.
Она представила полного молодого человека, который при этом не произнес ни слова и только криво улыбнулся каждому из них, держа руки за спиной. Она снова обменялась несколькими французскими фразами с Ноэлем, но на этот раз ее тон был более дружествен и даже слегка игрив. Она улыбнулась и кивнула Марджори, а потом увела за собой молодого человека.
Когда Марджори услышала звук захлопнувшейся за ними двери, она сказала:
— Но она вовсе не такой уж дракон.
— Ну, послушай, я же все-таки воспитывал ее несколько месяцев. И она может быть очень любезной, у нее есть отличные немецкие добродетели, а кроме того, как ты могла сама видеть, она вовсе не ревнива… — Он снова опустился на рояльный стульчик. — Но все равно, был довольно неприятный момент, когда она внезапно включила свет. Это так типично для нее — вести себя как слон в посудной лавке: бум, бах, привет, ребята, я здесь…
— Эта люстра, — проговорила Марджори. — Почему у вас в ней такие яркие лампы? Они, наверное, ватт по двести каждая.
— Забавно, правда? — сказал Ноэль. — Видишь ли, она еще и отличный фотограф, в ее фотоработах нежнейшие световые эффекты, но здесь я ничего не могу с ней поделать — она любит ярчайший свет, как в больнице. А эта древняя мебель? Притом у нее куча денег, но она любит ее. Так что… — Он пожал плечами. — Людей надо принимать такими, какие они есть.
Он пробежался пальцами по клавиатуре.
— Итак, на чем мы остановились?
Он наиграл лирическую мелодию из «Принцессы Джонс» и улыбнулся Марджори.
— Помнишь?
Она кивнула.
— Я всегда говорила, что это прекрасная мелодия.
— И я того же мнения. Но ты знаешь, я не могу много играть этой музыки. Хотя теперь это не имеет никакого значения. Но все же на душе остались шрамы.
Он сыграл еще несколько мелодий. Мимо них в кухню прошла Герда Оберман и несколько минут спустя прошествовала обратно, оба раза на ходу улыбнувшись Марджори. Ноэль сбился с ритма и захлопнул крышку пианино.
— Ничего не могу играть, когда Герда здесь шастает… Это все равно что разговаривать, когда в соседней комнате лежит труп. Деньги… черт возьми, если бы только у меня была пара сотен франков… У меня достаточно давно не было настроения таскаться по монмартрским кабакам, но сегодня я определенно этого хочу… Слушай, Марджори, мы же старые друзья, и ты можешь позволить себе выбросить на ветер две сотни франков, не правда ли? Я могу вытянуть из туристов своей игрой в десять раз больше, а ты должна когда-нибудь посмотреть Монмартр. Давай смоемся из этой мышеловки, а?
— Как ты хочешь, Ноэль.
Глядя в зеркало, висящее около двери, она надевала шляпку, когда услышала в спальне перебранку на французском языке. Оттуда появился Ноэль, в своем пальто из верблюжьей шерсти, в сопровождении Герды, они оба разговаривали на повышенных тонах и жестикулировали. Маленький новеллист бочком пробрался в переднюю и встал, привалясь к стене и глупо ухмыляясь. Марджори заметила, как он что-то записал в своем потрепанном блокноте.
Ноэль, бросив напоследок какую-то фразу по-французски, подошел к двери и открыл ее.
— Пойдем, Марджори, она уже не понимает слов.
Герда Оберман возвысила тон, грозя пальцем Ноэлю. Это остудило его, он ответил ей более сдержанно. Она снова почти закричала на него. Он устало пожал плечами, взял Марджори под руку и вышел, захлопнув дверь прямо перед лицом что-то сердито кричавшей ему вслед Герды.
— Что случилось? — спросила Марджори, спускаясь рядом с ним по неосвещенной лестнице.
— А, эта сумасшедшая корова хотела, чтобы я вымыл посуду, прежде чем уйду. Что касается всяких гадостей, Герда просто обожает их делать.
— Но мы должны были бы это сделать. В конце концов, это пара минут…
— Ради Бога, прекрати, Марджори. И ты тоже? — Он махнул рукой, подзывая такси, сказал водителю адрес и забился в угол сиденья, закуривая.
Меньше чем через пять минут ониуже были у гостиницы «Моцарт». Марджори поднялась в свой номер, открыла шкатулку, достала стопку французских банкнот и поспешила вниз, к ожидавшему ее такси. Там она протянула Ноэлю пятьсот франков купюрами разного достоинства. Он с готовностью взял их, лукаво усмехнувшись при этом:
— Что ж, дорогая, ты вступила в клуб «Ж.Н.». Поздравляю тебя.
— Ж.Н.?
— Жертв Ноэля. Но это не очень опасно для тебя, я собираюсь отдать тебе долг уже в понедельник. К этому времени мне должен прийти чек от Аскапа.
— Можешь не спешить. Это ведь всего лишь долларов пятнадцать или около того, не правда ли? Не смеши меня. Но хватит ли этого?