- Сорок два франка пятьдесят сантимов в полдень...
Семнадцать франков за выпивку... Сорок шесть за ужин - рыбаки никогда не заходили во вторую комнату, предназначенную для постояльцев. Середину ее занимала голубая фаянсовая печь, и Доршен вытянул обутые в сапоги ноги к огню.
Шателар же стоял со странной и не очень искренней улыбкой на губах. Может быть, и Мари в этот момент была искренна не больше него? Она с какой-то поспешностью положила счет, держась на расстоянии от Шателара.
- У вас нет мелочи?
Он послал ее разменять деньги. Это удивило ее; она предполагала, что он ей что-нибудь скажет. Она снова окунулась в табачный дым соседней комнаты, где старший Вио болтал без передышки, пересчитала мелочь, возвратилась и сделала вид, будто уходит, не дожидаясь чаевых.
- Вот! - спокойно произнес Шателар, протягивая десятифранковую монету.
Она взяла ее, сунула в карман передника и застыла, изо всех сил стараясь не отвести взгляда: Шателар смотрел ей прямо в глаза, и она не хотела показаться ему смущенной.
- Значит, это он?
Как бы Мари ни владела собой, она не смогла удержаться от улыбки и только усилием воли сумела стереть ее с лица.
- Кто?
- Ты не понимаешь, что я имею в виду?
- Нет!
- Ты часто встречалась с ним за таможней?
Ей хотелось, чтобы он мог видеть ее лицо. Она не опустила голову. Ее ноздри трепетали, глаза блестели.
- Каждый раз, как мне удавалось.
- Уж не он ли только что получил взбучку от своего отца?
- Может, и так... Я не обратила внимания.
Совершенно очевидно, Шателар был не в своей тарелке и чувствовал, что не очень-то достойно вести такие разговоры да и вообще быть здесь, задерживаясь из-за девчонки и парня, который был в нее влюблен. Он обиделся на Доршена, по-дурацки подмигнувшего ему, как если бы речь шла совсем о других вещах.
- И давно это началось?
- Достаточно...
- А ты его любишь?
Он изобразил улыбку на лице и перешел на покровительственный тон, каким обычно говорят с детьми.
- Большая любовь?.. Вы собираетесь скоро пожениться?.. - День еще не назначен...
У нее начала кружиться голова, и она прикусила губу. Все ее существо трепетало, но она не хотела, чтобы это было заметно, и, собрав все свое хладнокровие, продолжала глядеть на Шателара.
- Но он же не рыбак... Ты, кажется, говорила мне как-то, что выйдешь только за рыбака...
Ему было тридцать пять лет! Уже зрелый мужчина! Он по привычке хорохорился! Он считал себя умнее и хитрее других! Он владел большим кафе в Шербуре, за Кинотеатром, пароходом, автомашиной, ждавшей его у дверей...
И он находился здесь, чуть раскрасневшийся, не знающий, как расспросить ее о мальчишке! Он усмехнулся. Он говорил фальшивым голосом!
- Ты возьмешь меня шафером?
Она воспользовалась случаем, чтобы покончить с этим.
- Я уже просила вас не "тыкать" мне...
- А он? Он говорит с тобой на "ты"?
Она как отрезала:
- Вас это не касается!
Его лоб покраснел. Он сдержался с усилием, но проворчал:
- Скажи-ка, моя маленькая...
- Я не ваша маленькая...
- Во всяком случае, вы могли бы быть повежливее с клиентами...
- Клиентам нет нужды заниматься делами прислуги...
Доршен поднял глаза, ошеломленно поглядел сначала на него, потом на нее и спросил себя, не собираются ли они броситься друг на друга и сцепиться, как кошка с собакой. Но Мари, проявив благоразумие, направилась к входной двери.
К ней снова вернулся безразличный голос, и она спросила:
- Вам больше ничего не нужно?
Шателар, избегая смотреть на своего компаньона, во взгляде которого он чувствовал иронию, вышел, ворча:
- До завтра!.. Или до другого раза... Я еще не знаю, когда приеду...
- А что мне делать с кабестаном?
Он не ответил, пожал плечами и надел пальто.
Старший Вио стоял изрядно пьяный и возбужденный тем, что все сгрудились вокруг него.
Шателар остановился, просто так, чтобы отомстить кому-то, чтобы хоть кому-то бросить вызов. Он ждал, что рыбацкий капитан сделает необдуманный жест, скажет неосторожное слово. Но поскольку этого не произошло, он посмотрел ему в глаза с такой дерзостью, что все вокруг подумали о назревающей ссоре. Даже Мари, начавшая собирать бутылки на стойку.
Но Вио обмяк. Его тяжелый силуэт закачался. Неясные чувства мелькнули в его зрачках, и он ограничился лишь тем, что робким и стыдливым жестом поднял руку к своему лицу, к фуражке, и это могло сойти за прощальный жест.
Самолюбие Шателара этим оказалось удовлетворено; он пристально, одного за другим, оглядел моряков, как бы желая подчеркнуть свою силу, чтобы им запомнилось поражение Вио. Он чувствовал их напряженность, недовольство, но и нерешительность.
- Всем привет!.. - бросил он, направляясь к двери.
Мари стояла у него на пути. Проходя, Шателар нарочно слегка задел ее бедро, зная, что она не успеет отреагировать, поскольку, мгновение спустя, он уже оказался снаружи и заводил машину.
Он не дал себе труда закрыть за собой дверь. Стоявший к ней ближе других посетитель с силой захлопнул ее ногой, тоже давая себе разрядку.
Вио цедил сквозь зубы, уставившись в пол:
- ...не всегда он будет так хорохориться, как...
Послышался звук мотора, затем скрежет сцепления. Мари с салфеткой в руках была там, среди них, как бы желая их приободрить и заставить вернуться к прерванному на минуту привычному течению жизни.
Рыбацкое судно издало зов из глубины порта, чтобы ему открыли проход. Это шла "Морская Дева", направлявшаяся за моллюсками в район Дьеппа.
О том, что произошло, удавалось узнавать лишь по крохам. Эти приносили одну подробность, те - узнавали другую, но в конце концов история так и осталась полной темных мест, подобно той, которая случилась двумя годами ранее, когда английский угольщик был вынужден подойти к причалам Порта, а к полуночи около него началась драка. В тот-то раз поначалу все было спокойно.
Жандармы пришли и ушли. И только в два часа ночи услышали шум в переулке и нашли Поля, механика с "Эмилии", только что получившего бутылкой по голове.
В этом же случае события произошли менее серьезные, но впечатление они оставили подобно давешним; из-за этого впечатления все случившееся объявили непреодолимым и непредсказуемым; тягостность события усиливалась тем, что в случившемся так и не разобрались, а единственным виновником посчитали роковое стечение обстоятельств.
Все продолжали подшучивать над Вио, и, может быть, перестарались, о нем и так уже слишком много говорили. Но как только ушел Шателар, посетители поспешили обсудить его - так, как им хотелось бы сделать это в его присутствии.
Ну и наговорили же о нем! И считает-то он, что все ему позволено, раз он из Шербура, и "Жанну - то он купил, лишь желая их всех оскорбить, и рассчитывает-то он, коли у него уже была в любовницах девушка из Порта, что может приголубить и других...
Обо всем этом столько наболтали, что в конце концов договорились чуть ли не до того, что старина Жюль умер если и не от беспутства Одиль, то уж по вине Шателара - точно!
Доршен не любил подобной болтовни, он вернулся на борт судна, где и улегся в одиночестве спать.
Могли ли они предугадать, что все ими сказанное причудливым образом перемешивается в сознании Вио?
В течение долгих лет он пил вовсе не больше других, скорее даже меньше.
Никто не мог бы упрекнуть его в этом грехе, напротив! Это был человек, как он сам охотно повторял, делавший то, что умел делать, и всегда готовый прийти на помощь.
- Он достойный человек...
Это было самое точное слово. Он был достоин лучшей участи и не заслуживал все эти падавшие на него несчастья, и с тех пор, как его судно продали, когда он увидел людей на палубе, обновляющих корабль, мысль о злом роке превратилась в его голове в навязчивую идею.