Тем временем в столице проходили сразу несколько пышных праздников. Жителям города за счет казны наливали вино, угощали жареным мясом и сладостями. Народ пел и веселился, празднуя совершеннолетие принцессы. И все же была пара местечек, куда не добралась всеобщая радость. К примеру, на одной из центральных улиц был небольшой дом на две квартиры. В саду, также разделенном пополам, было тихо. В одной из квартир даже свет не горел. Молодая семья ушла еще несколько часов назад на главную площадь, чтобы вместе со всеми танцевать до упаду. А вот их соседка осталась дома. Отпустив прислугу и даже дав выходной горничной, в одиночестве проводила она этот вечер.
Вынимала изящные серебряные шпильки из темных локонов, распускала корсет, стирала тонкий слой дорогой пудры с лица. Одним уголком рта улыбалась она своему отражению. Небольшая спальня была завалена кипами платьев, которые молодая красавица, видимо, вываливала из гардеробной, когда выбирала наряд. У нее были карие лучистые глаза и исключительно красивые руки. Сложена она была хорошо, хотя и была, пожалуй, слишком стройна для своего роста.
Склонившись к зеркалу, она приложила пальцы к щекам, слегка растягивая золотистую ровную кожу. На туалетном столике размокало в каплях пролитого лосьона из лепестков роз письмо на дорогой тисненой бумаге.
В нем парой коротких, но изящных фраз ее ухажер извинялся в том, что не сможет составить ей компанию на празднике по причине дел государственной важности.
― Еще бы ты смог, ― небрежно отбросила она письмо, едва прочитав. ― Тогда я бы разочаровалась в тебе, мой милый. Ничего, скоро я стану твоим самым важным делом.
Красавица познакомилась со своим ухажером в Октилии год назад, когда едва не попала под колеса его крытого экипажа. Он только покинул дворец и ужасно куда-то торопился, отвлек спешкой кучера и чуть не погубил юную девушку.
Она оказалась хороша собой и чрезвычайно мила. Любезно приняв его извинения, согласилась на чашку кофе в качестве компенсации. Там, в кофейне, и пленила его томными взмахами ресниц и внимательным взглядом. Всего за месяц, что Оливер пробыл за границей, Фелисити совершенно его покорила, но сама, сгорая, видимо, от неземной любви, вдруг поступилась приличиями и согласилась сдать свой домик и уехать вслед за ним. Во дворец он ее брать отказался, как и назначать фавориткой. Впрочем, она и сама была против.
― Пойми, Оли, я стала вдовой в столь юном возрасте, и меня так ранило это, что я не хочу, чтобы кто-либо знал о моем положении теперь.
Оливер попался, попался, как мальчишка. Хотя женского общества он не избегал, все же поддался простым уловкам. Сложно винить его – какой мужчина устоит, если женщина действительно, всем своим существом, захотела подчинить его, влюбить в себя, покорить?
Впрочем, уже давно ее волновал не регент местной наследной принцессы, а приезд принца Георга, ее доброго знакомого. Он-то и подсказал темноволосой красотке, когда следует прогуляться мимо дворцовых ворот. Он давал советы, присылал деньги, баловал ее лучшими нарядами и драгоценностями. А взамен просил лишь одного – черкнуть пару строк о том, как настроение в столице, чем заняты мысли регента, в каком он расположении духа.
И теперь, умасливая тело ароматными смесями вытяжек из самых экзотических цветов, она готовилась. Готовилась к завтрашнему дню, когда во дворце будет маскарад, когда Георг поможет ей попасть на этот праздник высших слоев общества.
На постели аккуратно разложено было черное с алым платье, только вынутое Фелисити из большой коробки с бантом. Георг не изменил себе, чутко придерживаясь графика торжеств. К платью прилагалась изящная полумаска.
Глава 6. Превращение
Ночь принесла вместе с усталостью запахи и звуки ночного леса. Анна резко села, обнаружив себя на осыпающейся, разваливающейся трухой крыше того самого охотничьего домика, о котором думала в прошлый раз. На полянке вокруг было светло и тихо. Только луна была ее неизменной компанией на эту ночь. По крайней мере, так ей показалось сначала.
Боясь сделать хотя бы одно лишнее движение, Анна встала на четвереньки и подползла к краю крыши. Чтобы тут же отшатнуться – у самой стены, запрокинув вытянутую морду, сидел зверь. Молчаливо сияя цитринами глаз, он был совершенно неподвижен, он даже не дышал. Анна плавно отодвинулась назад. Шажок, еще шажок. Хруст рассохшегося дерева. Обломок провалился внутрь сторожки, сама Анна едва удержалась на крыше. Зверь, расслышав возню, заревел, зарычал, наполняя своим надтреснутым голосом весь ночной лес. Вдруг стало заметно темнее. Анна подняла глаза. Луну медленно затягивало тучами, и надвигающаяся тьма несла с собой такой животный ужас, что она едва не закричала.