Может, она бы не ушла, не отняла руки, если бы это был Оливер? Может, она хотела бы, чтобы это был Оливер? Анна замерла.
― Извини, Мари, иногда нужно действовать жестко. Мы в первую очередь политики.
Георг одним движение поднялся и, обхватив ее лицо ладонями, поцеловал. Анна, все еще не справившаяся со снизошедшими на нее сомнениями, только дернулась. Горячие твердые губы прижимались к ее рту, нежные и жесткие одновременно. Уговаривали, принуждали, молили, заставляли. Руки Георга, такие же горячие и жадные, гладили ее плечи и спину, прижимая к себе. И едва она решилась ответить на поцелуй, как они исчезли. Исчезли, оставляя холод и разочарование.
― Это недопустимо. ― Голос Оливера был холоден, как лед. ― Она принцесса, а не бесправная служанка, с которой ты можешь делать, что вздумается.
Он стоял перед Анной, закрывая собой от встрепанного принца, откинутого в сторону одним движением регентской руки.
― Ты лишь регент при будущей королеве, Оливер, не забывай, ― бросил Георг через плечо. ― Твое дело наставлять и заботиться. Ей решать, принять твои советы или жить по-своему.
Едва они остались вдвоем, и Георг скрылся за поворотом, регент устало опустил плечи. Почему она не пыталась оттолкнуть его?
― Хотела добавить нам неприятностей? ― выдохнул он. ― Надеюсь, ты хотя бы не сидела у фонтана? Камень холодный.
― Оливер.
Он чуть не рассмеялся. Женские руки, совсем как прошлой ночью, скользнули по его спине, поясу, провели по животу, заставляя мышцы напрячься, и сцепились в плотный замок.
«Если сейчас окажется, что это Фелиция, я не удивлюсь», ― решил он, пытаясь не обращать внимания на то, как засосало под ложечкой, как сжались в тугой комок внутренности, как спазмом сдавило горло. Губы занемели от желания оторвать эти руки от себя и поцеловать.
― Пойдем во дворец, хорошо? ― мягко сказал он, разжимая ее пальцы. ― Я больше не оставлю тебя с ним наедине. Дай поправлю волосы, а то глупости творил Георг, но возвращаешься-то ты со мной.
Ни на миг, ни на день не постарела тетушка Анны за эти четыре года. Вошедшей в тронный зал женщине едва можно было дать тридцать лет, а ее осанке и манере держать себя позавидовали, должно быть, все королевские особы. Утомительное празднование подходило к концу, и заключительный бал был даже более скромным, чем первый. Вечер и без того протекал в несколько напряженной обстановке, распахнувшиеся же со стуком двери и дуновение ледяного ветра и вовсе свели на нет все вялые телодвижения благородных гостей.
Ведьма вошла в своем обычном темном платье, в каком ходила, очевидно, каждый день. На ее спокойном лице, светящемся умом и внутренней силой, не было и капли раболепного почтения, к которому привыкли собравшиеся, и только когда она приблизилась к трону, на губах ее расцвела теплая улыбка.
Принцесса лишь невероятным усилием воли под давлением тяжелой руки регента на плече смогла удержаться и не броситься навстречу. Она, потеряв привычное самообладание, заерзала на троне, заулыбалась, став похожей на ту себя, которую вынуждена была оставить позади. Когда их с ведьмой глаза встретились, она все же отбросила все сомнения и встала.
― Ваше высочество, ― в шутливом полупоклоне тетушка сверкнула своими лучистыми колдовскими глазами. ― Прошу аудиенции по вопросу государственной важности.
Мазнув взглядом по Оливеру, она подарила и ему открытую белозубую улыбку. Повинуясь подавляющей воле, он сделал пару шагов, а потом уже добровольно последовал за удаляющимися на памятный балкон заговорщицами. Ведьма поразила его своей красотой, невозмутимостью, ощущаемой даже на расстоянии мощью. Он весь был наполнен трепетом, которого не ощущал прежде – чужеродная сила, принуждавшая его, была столь велика, ее прикосновение было столь обжигающе, словно принадлежала она не простой колдунье, а по меньшей мере древней богине. От этой мысли он чуть сбился с шага, тряхнул головой и все же продолжил путь.
Музыка заиграла вновь, гости переглядывались, чувствуя невероятное единение, которое бывает лишь когда непримиримых врагов связывает неодолимое желание посплетничать. Едва дверь на балкон закрылась за спинами хозяев дворца, пары сгрудились в центре зала, пытаясь нарушить правила приличия, не подавая вида.