Спустя несколько часов Амалия очнулась, стоя над полным котлом сияющего всеми оттенками весенней зелени зелья. Пора было вручить по склянке Анне с Оливером, да и самой принять. Им не нужно чужое влияние в той или иной форме, следует прочистить мысли. А эту мелкую неприятность не стоит и на порог пускать. Если посмеет прийти, пожалеет, уж Амалия подберет подходящие чары.
Когда она заглянула в гостиную к Анне, они с регентом уже закончили разбирать документы и играли в очередную настольную игру. Уже стемнело, и в комнате были плотно задернуты шторы. Это ведьме не понравилось, и она поспешила исправить досадную неприятность.
― Вот это, ― она поставила перед каждым по пузырьку зелья, ― нужно выпить. Желательно за раз.
― Можно прямо сейчас? ― уточнила Анна. Получив кивок, залпом осушила склянку размером с добрый стакан. Скривилась. ― На полыни?
― Лучше тебе не знать, детка, ― улыбнулась ведьма. ― Оливер?
― Что это? ― он недоверчиво, двумя пальцами взял пузырек.
― Ничего особенного, ― пожала плечами ведьма. ― Мне довелось сегодня встретить свою старую знакомую, и я решила, что она могла сделать что-то, чтобы подпортить мне и Анне жизнь. Это просто отвар, который поможет очистить мысли от лишнего.
Подозрительно покосившись на Анну, которая уже трясла игральными костями, он все же выпил зелье, разумно рассудив, что родную племянницу Амалия травить бы не стала.
― Ну, вот и славно, ― довольно улыбнулась она. ― Теперь, когда ты прошел проверку на доверие, выпью и свою порцию. ― Под удивленным взглядом регента она вынула из кармана точно такой же пузырек. ― Что? Должна же я понять, что за человек рядом с моей племянницей. Кстати, Анна, считай это моим подарком на день рождения. Поздравляю, милая. ― Она потрепала принцессу по золотой макушке и, проходя мимо, склонилась к уху регента: ― Не советую выходить из покоев. У зелья есть побочные эффекты.
Дверь за ней захлопнулась, щелкнул замок.
― Ты слышала?
― Слышала что? ― Анна хлопнула глазами, второй раз бросая кубики.
― Нет, ничего, ― запнувшись, ответил регент. ― А ведь я еще не подарил свой подарок, не так ли? ― Он вынул из кармана крохотный тканевый сверток. ― Это принадлежало моей матери. И я хочу, чтобы теперь он был у тебя.
Чистейшая капля бледного изумруда, ну точно в цвет ее глаз, на тонкой цепочке. Даже оправы почти не видно. Анна ничего не сказала, но восторг в ее взгляде и робкая улыбка не требовали слов.
― Давай, я помогу.
Анна повернулась спиной, подняла волосы.
Оливер замер, чувствуя, как забилось сердце. Предметы вдруг утратили четкость, комната будто поплыла. Определенные контуры имели только его руки и тонкая нежная шея девушки напротив.
― Оливер? ― окликнула Анна странным голосом. ― Тетя не говорила ничего насчет побочных эффектов? Я что-то... Оливер? Оливер, ты что?
Он слышал ее как сквозь толстое одеяло. Все, что он чувствовал, – прохладную бархатную кожу под своими губами. Ее хотелось целовать и гладить, ее хотелось освобождать от одежды, ее было так мало.
― Оливер, это пройдет совсем скоро, буквально через полчаса, слышишь? ― Анна попыталась отодвинуться, но сомкнувшиеся на талии руки прижали ее к горячему телу позади. Она чувствовала его жар сквозь одежду. ― Оливер, у тебя поднялась температура, значит, эффект пройдет быстро. Да прекрати же!
― Молчи.
Он оттолкнул ее, придавил ладонью к дивану, принялся спешно расшнуровывать платье. Он видел батист сорочки под шнуровкой, чувствовал каждый ее позвонок – на ней не было корсета, и это заставляло его сердце биться еще быстрее.
― Оливер! ― Анна извернулась, поворачиваясь на спину, приподнялась на локтях. ― Ты пожалеешь совсем скоро. Ты любишь Фелисити, помнишь?
― Нет. Ты не могла бы помолчать? Почему ты всегда так много разговариваешь? О небо, как бы я хотел закрыть этот сладкий рот. Хотя я ведь могу.
Склонившись к ней, он поцеловал ее, едва касаясь губами. Еще и еще. До тех пор, пока она не застонала и не сдалась первой. Позабыв обо всех приличиях, зельях и колдуньях, Анна подалась вперед, прижимаясь к губам собственного регента. И он потерял контроль, придавил ее своим весом, подмяв под себя. Он был совсем не таким, как всегда, он подчинял, и ему хотелось повиноваться. Его руки были везде, они скользили по телу, сминая ткань, гладили ее лицо, проводили по шее, заставляя ненавидеть свое платье, такое длинное и плотное. Анна попыталась повернуться, чтобы достать до шнуровки, но диван был слишком узким, и они с глухим стуком скатились на толстый ковер.