"Где же ты сейчас, Оливер?"
Хотя она уже догадалась, куда он направился, уже отправила письмо в его графство. Письмо, исполненное сожалений, едва не залитое слезами, с извинениями через слово. Как девчонка, впервые написавшая возлюбленному, Анна безумно волновалась.
"Теперь никто не будет звать меня Анной".
Когда она, наконец, осознала, насколько далеко от неё сбежал регент, принцесса впала в такое отчаяние, что рыдала добрый час. Не принцесса. Королева.
Она сидела на полу в его покоях, а в голове роились какие-то исключительно глупые мысли. К примеру, что ковёр в его спальне совсем не такой мягкий, а зеркало в чересчур простой раме.
Она сидела в королевских покоях, пока не почувствовала, что слезы кончились.
А когда вышла, запретила слугам трогать вещи регента.
– Когда его милость вернётся, он будет очень недоволен, если не найдёт чего-то на привычном месте.
Ей казалось, слуги шептались. А теперь кажется, что шепчутся гости. И что жалеют её. И пусть.
В груди что-то вдруг защемило, и она едва не вскрикнула. Сдержавшись, обвела тяжёлым взглядом зал – их ещё ждёт роскошный банкет, на котором она отныне не обязана улыбаться через силу. Она королева. Ей официально дозволена серьёзность.
Королева Мари. Королева Анна.
Такая хрупкая, такая необыкновенно одинокая без молодого мужчины за её левым плечом. Как же неправы все были: это не он слева от неё, это она по правую руку от него. Разница большая. Кем бы она была, если бы он не принял её, где бы она была?
Прикрыв глаза, Анна почти смогла почувствовать, как на обнаженную кожу плеча, так близко к шее, ложится горячая ладонь. От сильных длинных пальцев вниз, к груди, к сердцу мурашками разбегается тепло.
Как много отдала бы она сейчас за это прикосновение. Но ему нужно время, может, даже много времени. Она даст ему столько, сколько сможет, но он не должен просить больше.
Оливер проснулся, когда совсем стемнело. Не шевелясь, он прислушался к ощущениям в затекшем от неудобной позы теле.
Фелисити напротив. Жаль. Хотелось побыть одному. Хотелось закричать и расколотить что-нибудь баснословно дорогое. И ещё хотелось назад, во дворец – схватить Анну за плечи и встряхнуть так, чтоб у неё зубы клацнули.
– За что? – крикнул бы он прямо ей в лицо.
А потом они бы целовались.
Он хотел её едва ли не сильнее, чем спалить демонов дворец. Она использовала его, унизила, на миг почти уничтожила, а потом подарила шальное, неземное счастье. Паршивка рассчитала время, рассчитала дозу отвара, рассчитала даже его поведение в минуту осознанности.
По телу прокатилась волна жара, заставив тонкие волоски на руках встать дыбом. Как же приятно видеть результат своих трудов, ведь это он сделал её той, кто она есть, он сделал её такой.
"Не слишком ли самодовольно?" – ему самому стало смешно от этой гордости за хитрую лису. Оливер сглотнул вязкую слюну. Противоречивые чувства все ещё раздирали его, но первый испуг, первая ярость прошли, уступив место восхищению. С долей досады Оливер признал, что уже простил её.
"Ну и зачем тогда я везу с собой Фелисити? – недоумевал он. – Как от неё теперь избавиться?"
Что ж, в любом случае, решение покинуть дворец было исключительно правильным. Анне пора повзрослеть и разобраться в своих чувствах.
Глава 22. Возвращение графа
Графский замок не ждал возвращения молодого хозяина, поэтому их с юной госпожой появление устроило настоящий переполох. Началось все с того, что карету не хотели пропускать на воротах. Оливер со смесью гордости за бдительность стражей и тихой, но все же злобы, потихоньку зверел. Управляющий, по чистой случайности явившийся по первому зову, был поражен в самое сердце собственным везением, но откровенного неудовольствия не выказал. Причитая, что следовало отправить вперед себя гонца, чтоб они-де успели все подготовить к приезду обожаемого и уважаемого хозяина, шустро отдавал распоряжения.
Когда Оливер покидал родные земли по велению короны, он еще был очень молод, но уже тогда умел показать характер, да так, что его возвращения не столько ждали, сколько опасались. Все бухгалтерские книги доставлялись в конце года в столицу, где он лично до последней цифры все проверял, а в течение года граф отправлял в свои земли не менее двух проверяющих. Словом, забыть о себе за пять лет отсутствия Оливер не позволил. И теперь, оказавшись в спешно подготовленных комнатах, с удовольствием отметил, что ни одной ценной вещи не пропало, постель свежая, на столах ни пылинки. В камине весело трещал желтый огонь, пожирая щедрое угощение. На дровах не экономят, видимо, но стоит проверить лично завтра же, решил Оливер.
Графские покои ему в единоличное пользование достались в юном возрасте. Родители погибли во время очередного набега горняков. Они тогда отправились на конную прогулку, не взяв достаточно охраны, и изуродованные трупы нашли только на следующий день. Это во многом определило характер и мировоззрение Оливера.
Смерть крайне доходчиво объясняет и довольно быстро расставляет все по местам. Сначала юного наследника не воспринимали всерьез - да что мальчишка может знать? Но король весьма однозначно заявил свою позицию в вопросе управления: пятнадцать лет - замечательный возраст, чтобы вступить в право наследования. Вместо назначения собственного чиновника управляющим, его величество прислал пару доверенных лиц, которые обучали Оливера и помогали справиться со свалившейся на него ответственностью. Как только они сочли, что юный граф готов и в состоянии держать в руках дела и себя самостоятельно, поспешили его покинуть.
За этот поступок Оливер был бесконечно благодарен покойному королю. Только из-за этого он готов был терпеть выходки Мари и пытаться приложить все усилия, чтоб ей помочь. И если бы у него была возможность отказаться, он бы этого не сделал. Замерев у камина, Оливер задумчиво всматривался в ослепительные языки пламени. Мысли его скользили неспешно и чуть лениво от одного предмета к другому. Теперь, вдохнув чуть сыроватый стылый запах собственного дома, граф Истван не чувствовал потребности скорее бежать, спешить назад во дворец. Впервые за эти годы он был спокоен, а не собран, впервые он был умиротворен, а не готов в любую секунду отреагировать на очередное происшествие.
В покоях, таких тесных по сравнению с королевскими, стоял густой полумрак. Но Оливеру не нужно было напрягаться, чтобы что-то рассмотреть. Он и так прекрасно помнил синий с серебром шелк стен, чуть поскрипывающую дверь в спальню, вечно холодную ванную комнату, где необычно темный камень пола только делал помещение холодным еще и на вид.
Вот здесь он запросто мог представить Анну, без лишних мыслей о приличиях развалившуюся при нем поперек его же... их же кровати. Нагло таскающую булочки из его порции завтрака. Уткнувшуюся в книгу прямо за длинным обеденным столом. С ледяными ногами после купания забирающуюся под одеяло. Небо, да он весь сочится Анной, кажется, он даже ей пахнет!
Оливер тряхнул головой, отгоняя наваждение. В очередной раз подумал: "Безумие, она меня с ума сводит". Легче от этого не стало, но он с некоторым усилием сумел переключиться на то, что вообще-то он устал, было бы неплохо проспать добрые сутки.
Наскоро перекусив и приняв ванну, Оливер с наслаждением растянулся на самом удобном матрасе королевства - уж в этом он не сомневался.
Молодую попутчицу графа было решено устроить в некотором удалении от его покоев. Управляющий, господин Торбен, разогнал шепчущихся служанок и лично проверил готовность комнат. Его логика была проста: раз юную госпожу официально не представили слугам как будущую хозяйку и нарочно не приказали разместить поблизости, значит, женщина эта молодому графу не для души, а для тела. А женщинам для тела дозволено куда меньше, чем запрещено. Так, к примеру, есть категорический запрет на появление в покоях господина без спроса. Лучше, если эта Фелисити вообще пока не будет знать, где ночует граф. Захочет - сам сообщит.