Глава 23. Чувства Анны
Даже знай Анна о терзаниях Георга, легче ей бы не стало, ее участь оставалась незавидной. Какая ирония – королева беззащитна в своем собственном дворце, причем исключительно по своему собственному желанию.
Ей самой празднования в честь коронации во второй раз дались легче. Уже не так болезненно ощущалось отсутствие регента, уже не так отчетливо воспринималось одиночество. Ведь, в сущности, монарх всегда одинок.
Она все не могла прекратить думать о том, что сделала. Теперь идея уже не казалась ни стоящей, ни адекватной. Не идея умереть – идея обманом использовать Оливера. Ведь был миллион иных вариантов, миллион способов умереть не под его тяжелыми ладонями, а если и под ними, то не используя одурманивания. Ее чары спали с глаз регента только в миг ее смерти. Конечно, на этом тоже многое было завязано, от быстроты его реакции зависело, выживет ли она. И использование зелья только обеспечило своевременность спасения. Да, все верно, она может найти тысячу и один способ оправдать себя, только вот Оливера этим не вернуть. А едва она закрывает глаза, перед внутренним взором встает его лицо таким, каким она видела его в последние дни – спокойным и умиротворенным. В черных глазах и не заметно, насколько расширены его зрачки. Безопасно. Без подозрений. Так и должно проворачивать темные делишки, не так ли?
Впрочем, разве это единственная ее забота? К примеру, пора что-то делать с собственным нежеланием спастись. Пока гости кружились прекрасными пестрыми парами перед богато украшенным троном, в очаровательной головке их юной королевы так же кружились разномастные мысли.
Анна сидела прямо, уже не позволяя себе вольготно и свободно расположиться, хотя теперь имела на это полное право. Спина слегка ныла от неудобной позы. Сейчас ей почти не хватало мерцающего силуэта Александра на грани видимости. Пока он постоянно был рядом, призрачное присутствие неимоверно напрягало, а теперь ей не помешал бы любой совет. Амалии рядом нет, регента нет, а никого другого никогда и не было.
От колыханья огоньков свечей на затянутых шелком стенах переливалась алая полутьма. Центр зала был ярко освещен, а блеск драгоценностей чуть не слепил глаза. Женщины и мужчины, юноши и девушки улыбались, смеялись, жарко шептались. Чем больше было выпито вина, чем медленнее и чувственнее становилась музыка, тем более порочной становилась атмосфера. Раскрасневшаяся, покрытая испариной кожа, неверные движения не слишком контролируемых рук. Они прижимались друг к другу все ближе, все чаще взрывались смехом, все проще забывали о приличиях.
Анне же оставалось только сидеть и смотреть на происходящее. Одинокой, холодной, разочарованной. Там, внизу, могла быть и она. Ее кожа горела бы от прикосновений регента, сердце колотилось бы так, словно хочет выпрыгнуть из груди. А он с каждым словом, произносимым таким чувственным шепотом, что пробирает дрожь, склонялся бы у ней все ниже. А потом прикоснулся бы горячими сухими губами к ее шее. Она бы сбилась с шага, а он скользнул бы языком по неправдоподобно чувствительной коже.
Анна сглотнула и поерзала на мягком сидении. Да что же это? Возьми себя в руки, королева, срочно, ты же оплот мудрости в этом зале. По крайней мере, оплот трезвости.
Вздохнув, Анна поднялась и тихо, не обращая внимания на так и продолжающих танцевать придворных, удалилась. Ей предстояло путешествие, пока никому нет до нее дела.
Ничего нет слаще в жизни, чем просыпаться в родном доме после долгого отсутствия. Не открывая глаз, замереть, прислушиваясь к ощущениям. Потом потянуться, наслаждаясь безопасным теплом тяжелого одеяла. Оливер не мог представить места лучше, чем собственная кровать этим утром. Еще бы слуга скорее пришел и разжег камин, но нет, эти не такие вышколенные, как замковые. Поэтому граф, как в детстве, резко выдохнул и, едва скинув одеяло, обеими ногами спрыгнул на холодные, ледяные плиты пола. Зябко. А на улице уже светло, от выпавшего снега день совсем белый. Видимо, уже довольно поздно. Часов Оливер в спальне никогда не держал.